Ловец снов

Задняя дверь ресторана открылась. Молодой человек в униформе, которую файлы Джоунси определяли как «поварской халат», вынес два больших мешка с мусором, явно предназначенных для мусоросборника. Имя молодого человека было Джон, но друзья прозвали его «Бач» ^{note 73}. Мистеру Грею доставило бы огромное наслаждение убить его, но Бач выглядел куда сильнее Джоунси, не говоря о том, что был явно здоровее и, возможно, проворнее. Кроме того, убийство имело ряд неприятных побочных эффектов, и самый худший — необходимость снова и снова избавляться от украденных машин.

Привет, Бач.

Бач остановился, настороженно глядя на него.

Какая из машин твоя?

Собственно говоря, машина принадлежала не ему, а его матери, и это было даже к лучшему. Ржавая колымага Бача стояла дома: жертва скисшего аккумулятора. Пришлось взять машину матери, полноприводный «субару». Мистер Грей, как сказал бы Джоунси, снова выкинул шестерку.

Бач с готовностью протянул ключи. Взгляд у него по-прежнему был подозрительным (глаза блестят и хвост дыбом, по определению Джоунси, хотя, насколько мог видеть мистер Грей, у молодого повара хвоста не было), но сознание уже погасло.

Отключился, подумал Джоунси. Ты ничего не запомнишь, сказал мистер Грей.

— Ничего, — согласился Бач. Возвращайся к работе.

— Куда же еще, — снова согласился Бач и, подхватив мешки, направился к мусоросборнику. К тому времени, когда кончится смена и он сообразит, что машина матери исчезла, вероятно, все будет кончено.

Мистер Грей открыл красный «субару» и влез внутрь. На пассажирском сиденье валялся полупустой пакет с картофельными чипсами. Мистер Грей жадно жевал их, подъезжая к снегоочистителю, чтобы забрать собаку. Съев все до крошки, он облизал пальцы Джоунси. Жирные. Вкусно. Совсем как бекон.

Он посадил пса в машину и пять минут спустя уже выезжал на шоссе.

На юг, на юг, на юг.

2

Ночь ревет музыкой, смехом и возбужденными голосами, в воздухе плывут соблазнительные запахи жаренных на гриле хот-догов, шоколада, арахиса, небо взрывается цветными огнями. И соединяя это в слитную атмосферу веселья, подписываясь под всем автографом самого лета, из динамиков, установленных в Строфорд-парке, несется разухабистый рок-н-ролл:

Эй, привет, красотка-беби, оглянись, постой.

Скоро поезд в Алабаму, поезжай со мной.

И тут появляется самый высокий ковбой в мире, девятифутовый Пекос Билл, под пылающим небом, нависает над толпой, и детишки с измазанными мороженым, широко открытыми от изумления ротиками таращат глаза; смеющиеся родители поднимают их или сажают на плечи. Пекос Билл помахивает шляпой. В другой руке он держит знамя с надписью: ДНИ ДЕРРИ — 81.

До путей пешком дойдем мы, ночку переждем.

Если нам молчать наскучит, ссору заведем.

— Ак он озет ыть иим оким? — спрашивает Даддитс, опустив руку с голубым конусом сахарной ваты и не сводя с ковбоя таких же круглых глаз, как у любого здешнего трехлетки. Справа от него стоят Пит и Джоунси, слева — Генри и Бив. За ковбоем шествует процессия девственных весталок (наверняка среди них найдется парочка девственниц, даже в лето Господне 1981), в расшитых блестками ковбойских юбках и белых ковбойских сапожках, подбрасывая жезлы, навеки завоевавшие Запад.

— Не знаю, как он может быть таким высоким, Дадс, — ухмыляется Пит и, выдернув клок ваты, сует в распахнутый рот Даддитса. — Должно быть, волшебство.

Все смеются над Даддитсом, который ухитряется жевать, не сводя глаз с ковбоя на ходулях. Дадс выше их всех, даже Генри, но по-прежнему остается ребенком, и это приводит остальных в восторг. Волшебник — это он, только он, и хотя он отыщет Джози Ринкенхауэр не раньше будущего года, они твердо знают: он самый натуральный волшебник. И хотя они отчаянно трусили, сцепившись с Ричи Гренадо и его дружками, но по сию пору уверены, что тот день был самый счастливый в их жизни.

Не отказывайся, беби, поезжай со мной,

Ждет нас поезд в Алабаму, за большой горой.

— Эй, тех! — машет Бив своей покрышкой (бейсболкой с эмблемой «Тигров Дерри»). — Поцелуй меня в задницу, верзила! А еще лучше, сядь на нее и покрутись!

И все надрываются от хохота (они запомнят это на всю жизнь, ночь, когда Бивер задирал ковбоя на ходулях под рассыпающимся искрами небом), все, кроме Даддитса, продолжающего взирать на происходящее с оцепенелым изумлением, и Оуэна Андерхилла (Оуэн, думает Генри, как ты попал сюда, дружище?), который встревоженно хмурится.

---

Note73 Силач, хулиган (англ.)