Сержанту никто не звонит

Я чувствую: он знает.

Сложное сделать – простым.

– Барр-а-а-а!

Воспоминание юности: ревущая центурия, бежит, пытаясь держать строй; крик разъяренного слона «Барра!» в нашем исполнении больше похож на вопль перепуганного слоненка. Перед нами темнеет фигура центуриона Фурия, белеет его лицо; выражения с такого расстояния не разобрать, но я уверен – все мы уверены – что центурион Фурий Лупус, Фурий-Волк, сейчас ухмыляется. Думаю, ненависть нашу он тоже прекрасно чувствует, даже не видя выражений глаз...

– Держать равнение! – его голос легко перекрывает наши вопли. – Левый край, подтянуться!

– Барр-а-а-а!

– Твою мать! – бегущий передо мной споткнулся, выронил деревянный меч, пробежал несколько шагов, заваливаясь вперед и высоко взмахивая руками... Ударил переднего под колени плечом – они упали вместе, ругаясь на чем свет стоит. Я пробежался по упавшему щиту...

– Делай как я! – кричу. Перепрыгнуть барахтающуюся кучу – со щитом в одной руке и здоровенной деревяшкой в другой, в доспехах – не так-то просто. Левой ногой – на спину лежащему – раз! правой ногой – уже на землю – два! Бегу.

– С-сука! – орет сзади обиженный голос. – И ты с-су... И ты! И ты тоже!

По стопам моим, так сказать.

...В тот же день, вечером, Фурий подозвал меня. Все ушли в палатки, на другом конце лагеря кто-то громко требовал «Арторикс!», а волк-центурион – непокрытая голова; седой ежик и глубоко сидящие глаза – улыбался и молчал. И я молчал, только вот не улыбался...

Ненавидел.

– Дурак, – сказал Лупус неожиданно. – Ты правильно поступил сегодня, ты не сломал строй... в настоящем бою ты спас бы этим множество жизней... Но я уверен: сегодня ты ляжешь спать с разбитым ртом. Я не буду вмешиваться. И еще: ты вряд ли станешь центурионом. Все. Проваливай...

– Я стану центурионом, – шептал я, ложась спать. Распухшие губы болели, щека кровоточила изнутри. Из четверых, что напали на меня ночью, трое выполнили команду «делай как я». И среди них не было никого из лежавших тогда на земле...

– Я стану старшим центурионом.

...Мне потребовалось на это двенадцать лет...

– Когда вы толпа, вас легко уничтожить, – говорит центурион, расхаживая перед нами. – Но строй... строй разбить гораздо сложнее... Тит, Комус, ко мне! Защищайтесь!

В следующее мгновение удар в голову валит меня с ног. В ухе – звон, в глазах – темень. Глухой гул.

– Встать!

Привычка взяла свое. Встаю. Даже не встаю – вскакиваю. Кое-как – сквозь туман – углядел Комуса, на его лице – ошеломление. Спорим, у меня такое же?

– Это было просто, – говорит Лупус, потирая здоровенный мозолистый кулак. – Я напал на них неожиданно: раз. И два: они были сами по себе. А ну-ка!

В этот раз я успел поднять щит и придвинуться к Комусу. Кулак центуриона бухнул в щит – я даже слегка подался назад. Потом...

– Делай, как я!

Качнулся вперед, плечом – в щит. Комус повторил за мной. Слитным ударом Лупуса сшибло на землю.

– Делай, как я!

Я занес ногу, целя в ненавистный бок... Я стану центурионом!

Колено опорной ноги пронзила страшная боль, казалось: кипятком плеснуло изнутри... Падаю!

– Врагу что-то кажется простым – сделайте это сложным, – заговорил Фурий, стоя надо мной, обхватившим пылающее колено. Я рычал, стиснув зубы, на глазах выступили слезы. – Скорее всего, в следующий раз он десять раз подумает, прежде чем нанести удар.

– Ненавижу, – хрипел я, – Убью! Сука... Ненавижу.

...Двадцать восемь лет прошло, но я помню, как было легко и просто: ненавидеть тебя, старший центурион Фурий Лупус, Фурий-Волк. И как стало сложнее, когда по навету мальчишки-трибуна – того самого, который был на семь лет меня старше – был отдан под трибунал и казнен волк-центурион...

...– По приказу старшего центуриона Квинта Гарса!

Я вошел в палатку, минуя двух стражей, вооруженных пилумами. Арестованный поднял взгляд, узнал и по-волчьи ухмыльнулся. Ненавижу, привычно подумал я... затем с удивлением обнаружил, что ненависти как таковой больше нет. Есть привычка.

– Этого и следовало ожидать, – сказал Лупус обыденно, словно только меня и ждал, сидя под арестом. – Ты вечно лезешь в неприятности, Тит.

– Я принес меч.

Легкий клинок – даже с ножнами он легче той деревяшки, с помощью которой нас учили владеть оружием – лег перед центурионом.

– И что с того? – усмехнулся Фурий. – Думаешь, я брошусь на меч, как делали опозоренные военачальники? Спасу свою честь?