Призрак

— Вы не против? — спросила она.

— Конечно, нет.

Я выключил свет, нырнул к ней под одеяло и распростерся на холодной простыне. Рут повернулась на бок, положила руку мне на грудь и крепко прижалась ртом к моим губам, словно хотела наградить меня одним из лучших поцелуев в жизни.

Глава 12

Книга не должна становиться для «призрака» витриной, на которой он выставлял бы напоказ свои суждения по каким-либо вопросам.

Эндрю Крофтс.

«Профессия писателя-«призрака».

Проснувшись утром, я не ожидал увидеть ее в своей постели. Ведь своевременный уход является обычным протоколом для подобных церемоний, не так ли? Ночной договор заключен. Посещающая сторона удаляется в свои апартаменты — с таким же рвением, как вампир бежит на рассвете от беспощадных солнечных лучей. Но Рут Лэнг была не такой. В тусклом свете я увидел ее голое плечо и короткие черные волосы. Нерегулярное, почти неслышное дыхание говорило о том, что она уже не спала и лежала, прислушиваясь ко мне.

Вытянувшись на спине и с руками, сложенными на животе, я напоминал алебастровое изваяние крестоносца в древнем склепе. Мои глаза периодически моргали. До меня постепенно доходило, что я нарвался на большую неприятность. Если бы шкала Рихтера измеряла степень несуразных идей, то наша ночная авантюра соответствовала бы десяти баллам. Это был метеоритный дождь глупости. Медленно вытянув руку и пошевелив ею, словно крабовой клешней, я нащупал часы на туалетном столике. Мне пришлось поднести их к лицу. Циферблат показывал семь пятнадцать. Сделав вид, что не заметил ее пробуждения, я выскользнул из постели и направился в ванную.

— Ты проснулся? — сохраняя неподвижность, спросила она.

— Извините, что разбудил. Мне нужно принять душ.

Я захлопнул дверь и открыл два крана, доведя температуру и напор воды до почти невыносимого уровня. Горячие струи били мне в спину, живот, макушку и ноги. Кабина быстро наполнилась паром. Затем я побрился, ежеминутно вытирая зеркало и не давая изображению исчезнуть в запотевшем стекле.

К тому времени, когда я вернулся в спальню, Рут надела халат и устроилась в кресле за столом. Перед ней лежала рукопись. Шторы на окне по-прежнему были задернуты.

— Ты выбросил историю его семьи, — сказала она. — Это не понравится Адаму. Он очень гордится своей фамилией. И почему ты везде подчеркивал мое имя?

— Хотел проверить, как часто вы упоминались в тексте. Меня поразило, как мало здесь говорится о вас.

— Это отголоски прежних дней, когда мы жили под прицелом статистических подсчетов.

— Извините, не понял.

— Пока мы были на Даунинг-стрит, Майк все время повторял, что каждый раз, когда я открываю рот, Адам теряет десять тысяч избирателей.

— Я убежден, что это неправда.

— И зря. Люди всегда ищут мишень для своего негодования. Возможно, я помогала Адаму тем, что служила громоотводом — мне так иногда кажется. Его оппоненты обращали гнев и ярость на меня, а не на него.

— Пусть даже так, но вас нельзя было вычеркивать из мемуаров.

— Почему? Так поступают со многими женщинами. Даже Амелия Блай когда-нибудь будет вычеркнута из нашего мира.

— Мне хотелось бы восстановить ваш статус.

В спешке я слишком сильно открыл скользящую дверь шкафа, и она издала громкий стук. Мне нужно было покинуть особняк. Я должен был убраться отсюда и выйти из этого разрушительного menage a trois^[35] до того, как заражусь их безумием.

— Позже, когда у вас будет время, мы проведем большое интервью. Пройдем по всем важным случаям, которые он забыл упомянуть.

— Ты тот еще фрукт, — со злостью сказала она. — Стараешься походить на секретаря, который напоминает начальнику о дне рождения его супруги?

— Что-то типа этого. Впрочем, вы сами говорили, что я не настоящий писатель.

Меня смущало, что она наблюдала за мной. Мне пришлось надевать трусы под халатом.

— О, утренняя скромность после секса, — сухо прокомментировала она.

— Запоздалая реакция, — попытался оправдаться я.

Сняв халат, я потянулся за рубашкой. Когда опустевшая вешалка звякнула на перекладине, мне подумалось, что скромный ночной уход как раз и помогает избегать таких унылых неприглядных сцен. И сколь типична ее бестактность в этой деликатной ситуации! Теперь наша близость ляжет между нами, словно черная тень. Молчание затягивалось, тишина уплотнялась, и я ощущал негодование Рут, как почти осязаемый барьер. Я уже не мог подойти и поцеловать ее. Она стала такой же далекой и чужой, как в тот день, когда мы познакомились.

---

35 Французский термин для «любовного треугольника».