ПРЕДАТЕЛЬ ПАМЯТИ

— Ничего такого тут нет, Либ, — сказал он ей, когда все закончилась и она лежала под ним, вновь одержавшим победу. — Просто услуга за услугу. — И он растянул губы в ухмылке, которую раньше она считала такой классной и в которой лишь позднее научилась видеть наглость и презрение. — Ты почешешь мне там, где чешется, а я почешу тебе. Да и от своего дудочника ты, похоже, ни хрена не получаешь, а? Я-то вижу, когда телку обхаживают как следует, а ты ходишь кислая, как будто у тебя целый год нормального мужика не было.

— Вот именно, придурок, что не было, — огрызнулась она. — Ты сам подумай, что сказал, Рок. И он не дудочник. Он играет на скрипке.

— О-о. Извините за выражение, сорвалось, — фыркнул Рок.

Бывшего Рокко Петрочелли ни капли не взволновало то, что она нелестно отозвалась о его способностях как любовника. Для него успех в постели имел одно мерило: кончил он или нет. А ощущениями партнера пусть занимается сам партнер.

Либби покинула танцевальный класс в более спокойном расположении духа. Спортивный костюм и туфли для чечетки заняли свое место в рюкзаке, она вновь затянула тело в кожаный костюм, который носила, когда развозила пакеты. С мотоциклетным шлемом под мышкой она вышла на стоянку, где стоял ее «судзуки», и вместо электрозажигания использовала педальный стартер — чтобы нагляднее представить, как она будет пинать ненавистного Рока.

Улицы были забиты машинами (а когда бывало иначе?), но Либби уже достаточно долго сидела в седле, чтобы не только вызубрить схемы движения, но и научиться протискиваться в пробках между легковушками и фургонами. Как всегда, в нагрудном кармане куртки лежал плеер, а шлем удерживал на голове наушники. Она любила попсу, желательно на полную громкость, и обычно подпевала вслух, потому что комбинация орущей в ухо музыки и собственного крика безотказно удаляла из головы все то, о чем она не хотела думать.

Но сегодня плеер остался лежать невключенным. Чечетка почти стерла образ волосатого тела Рока, распластанного поверх нее, и его красного, как салями, члена, ерзающего взад и вперед между ее ног. А что до остального, что было у нее в голове, то как раз об этом она хотела подумать.

Рок прав: до сих пор она не смогла затащить Гидеона в постель — в смысле, по-настоящему в постель — и никак не могла понять почему. Он вроде был рад ее компании и в принципе производил впечатление вполне нормального мужчины, за исключением того самого, чего между ними не было. Но за все время, что она жила в его доме и общалась с ним, они так и не продвинулись дальше точки, достигнутой еще в самую первую ночь, когда они заснули на ее кровати, слушая музыку. Этим их сексуальные отношения и ограничились.

Сначала она даже решила, что парень голубой и что ее радар совсем свихнулся за месяцы, проведенные с Роком. Но Гидеон не вел себя как гомик, не ходил по заведениям для голубых, не приглашал к себе молоденьких мальчиков, да и пожилых тоже не водил. У него бывали только двое: его отец (который терпеть ее не мог и надевал маску надменного презрения всякий раз, когда им приходилось оказаться в одном помещении) и Раф Робсон — этот ужом увивался вокруг Гидеона и днем и ночью. Из всего этого Либби довольно давно заключила, что с Гидеоном все в порядке, во всяком случае, ничего такого, что не исправить нормальными отношениями… Если только ей удастся вырвать его из-под надзора его нянек.

Покинув Саут-банк, где находилась танцевальная школа, Либби пересекла Сити и выехала к Пентонвилл-роуд. Дальше она решила сделать крюк и рвануть на Камден-таун, чтобы не увязнуть в неразберихе машин, такси, автобусов и фургонов, в которую превращаются улицы по мере приближения к станции Кингс-Кросс. То есть ее маршрут на Чалкот-сквер оказался существенно длиннее, но ей это было только на руку. Лишнее время ей совсем не помешает, потому что она собирается составить план для прорыва в отношениях с Гидеоном. Лично ей кажется, что Гидеон Дэвис — это гораздо больше, чем человек, который, едва выпрыгнув из пеленок, начал играть на скрипке. Да, это, конечно, круто, что он такая шишка среди музыкантов, но кроме этого он еще и личность. А личность не может состоять из одной лишь музыки, которую она, эта личность, производит. Эта личность должна существовать независимо от способности играть на скрипке.

Когда Либби наконец прибыла на Чалкот-сквер, ей сразу стало понятно, что Гидеон не один. На южном конце площади приткнулся древний «рено» Рафаэля Робсона, одним колесом заехав на тротуар, как будто водитель спешил. В освещенном изнутри окне музыкальной комнаты Гидеона Либби увидела силуэт Рафа. Его ни с кем не спутаешь — только он так часто утирает с лица пот носовым платком. Он возбужденно ходил по комнате и говорил. Читал нотации, не иначе. Либби отлично знала, что он мог говорить.