ПРЕДАТЕЛЬ ПАМЯТИ

Но дело было не только в словах копа об отсутствии Кати на работе, дома, где угодно. Была еще машина с трещиной на фаре. Доверять тому чернокожему легавому или нет, не важно; машина врать не может.

И поэтому Ясмин сказала:

— Ты знаешь, одна фара на машине треснула. Он, тот сыщик, вчера все разглядывал ее. Спрашивал меня, где разбили фару.

— Теперь ты меня об этом спрашиваешь?

— Ну да. — Ясмин ожесточенно драила старую ванну, как будто могла мочалкой и порошком соскрести пятна металлической основы, проглядывавшие сквозь истертый фаянс. — Я не припомню, чтобы наезжала на что-нибудь. А ты?

— Зачем ему это? Какое ему дело до того, где мы разбили фару?

Катя закончила чистить зубы и приблизила лицо к зеркалу, разглядывая себя. Так же разглядывала себя и Ясмин в первые месяцы свободы, словно проверяя, действительно ли она здесь, в этой комнате, без охраны, без решеток, без замков и ключей, и пытаясь не прийти в ужас от лежащих перед ней пустых, не втиснутых в жесткий режим лет.

Катя ополоснула лицо и вытерлась. Она отвернулась от раковины, наблюдая за тем, как Ясмин заканчивает мыть ванну. Когда краны были завернуты, Катя заговорила снова:

— Почему он привязался к нам, Яс?

— К тебе. Я ему не нужна, — сказала Ясмин. — Дело в тебе. Так как разбилась фара?

— Я даже не знала, что она разбита, — ответила Катя. — Я не смотрела… Яс, ты сама часто осматриваешь капот? Ты сама знала, что фара треснула, пока он не показал тебе? Нет? Может, она уже месяц как треснула. Там большая трещина? Свет горит? Наверное, кто-то неудачно дал задний ход на стоянке. Или на улице.

Верно, думала Ясмин. Но что-то слишком торопливое, слишком тревожное в словах Кати не позволяло Ясмин поверить ей. И почему она не спросила, какая фара разбита? Разве не логично было бы поинтересоваться, какая именно фара не в порядке?

Катя добавила:

— И может, это случилось, когда за рулем была ты, а не я, раз ни одна из нас не знала, что фара разбита.

— Да-а, — признала Ясмин. — Может, итак.

— Тогда…

— Он хотел знать, где ты была. Он пошел сначала к тебе на работу и расспросил про тебя.

— Это он так говорит. Но если бы он в самом деле говорил с управляющей и если бы она в самом деле сказала ему, что я прогуляла четыре дня, то почему он передал эту информацию только тебе, а мне нет? Я же была рядом, в одной комнате с вами. Почему он не спросил у меня? Подумай об этом. Ты сама поймешь, что это значит: он хочет разделить нас, потому что так ему будет проще добиться своей цели. И если у него это получится — разделить нас, тогда тратить время и силы на то, чтобы вновь помирить нас, он не станет. Даже если получит то, что хотел… уж не знаю, что именно.

— Он расследует какое-то дело, — сказала Ясмин. — Не знаю точно. Так что… — Она вздохнула так глубоко, что в легких закололо. — Есть что-нибудь, что ты не говоришь мне, Катя? Ты ничего от меня не скрываешь?

— Вот на это он и рассчитывал, — сказала Катя. — Именно так он все и задумывал.

— Но ты мне не отвечаешь.

— Потому что мне нечего ответить тебе. Потому что я ничего не прячу. Ни от тебя, ни от кого-то другого.

Она не сводила с Ясмин глаз. Ее голос был тверд. В них было обещание — ив глазах Кати, и в ее голосе. И еще в них было напоминание Ясмин о том, что между ними существовало, об утешении, которое предложила одна и с благодарностью приняла другая, о том, что выросло из того утешения, как это помогло им выжить. Но сердце не рождает ничего вечного. Ясмин Эдвардс выучила это на собственном опыте.

— Катя, ты бы сказала, если бы… — заговорила она и остановилась.

— Если бы что?

— Если бы…

Катя опустилась на пол возле ванны, рядом с Ясмин, медленно провела пальцами по изгибу ушной раковины подруги.

— Ты пять лет ждала, когда я выйду, — сказала она. — Нет никакого «если бы», Яс.

Они целовались долго и нежно, и Ясмин не удивлялась себе, как удивлялась раньше: «С ума сойти, я целую женщину… она трогает меня… я позволяю ей трогать меня… Ее рот здесь, там, он касается меня там, где мне этого хочется… это женщина, и то, что она делает… да, да, мне это нравится, да». Сейчас она думала только о том, как хорошо ей с Катей, как спокойно и легко.

А теперь, в своем салоне, она сложила в чемоданчик косметику, выбросила бумажные салфетки, которыми вытирала рабочий стол, за который утром одна за другой садились женщины, чтобы Ясмин сделала их красивыми. Она улыбнулась этим совсем еще свежим образам в памяти, вспомнила, как смеялись ее посетительницы, хихикали, как школьницы, получив на полдня возможность стать другими, чем всегда. Ясмин Эдвардс любила свою работу. Задумавшись над своей судьбой, она качала от удивления головой: срок в тюрьме не только привел ее к полезной и приятной работе, но и дал ей подругу и жизнь, которая ей нравилась. Она знала, что далеко не всегда истории, похожие на историю ее жизни, имели счастливый конец.