ПРЕДАТЕЛЬ ПАМЯТИ

Мать говорит:

«Ричард, дальше это продолжаться не может». Я поднимаю глаза от перегруженной баржи, думая, что она сердита на меня за то, что я так и не приступил к еде и что сейчас меня отругают. Но мать продолжает: «Вчера ее опять не было до половины второго ночи. Мы ведь договорились, к какому часу она должна возвращаться, и если она не будет соблюдать…»

«Должна же она хоть иногда отдыхать по вечерам», — говорит папа.

«Да, но ее не было ни вчера вечером, ни сегодня утром. Мы обо всем этом говорили с ней, Ричард».

Из их диалога я понимаю, что с нами за завтраком должна быть Катя, что Соню должна кормить она. Но она проспала, не встала вовремя, и теперь ее работу выполняет моя мать.

«Мы платим ей за то, чтобы она смотрела за нашим ребенком, — говорит мать. — А не за то, чтобы она ходила на танцы и в кино или смотрела телевизор, и уж конечно, не за то, чтобы заводить любовников под нашей крышей».

Вот что я вспомнил, доктор Роуз: замечание про любовников Кати Вольф. Вспомнил я и то, что сказали мои родители вслед за этим.

«В этом доме у нее нет любовников, Юджиния».

«Пожалуйста, не думай, что я поверю этому».

Я смотрю сначала на папу, потом на мать и ощущаю в воздухе нечто такое, чему не могу еще дать названия; вероятно, это предчувствие беды. И в этот миг в комнату вбегает Катя. Она многословно извиняется за то, что не услышала будильник и проспала.

«Я, пожалуйста, кормить маленькую», — говорит она. Когда она волнуется, то начинает говорить с ошибками.

Моя мать говорит мне: «Гидеон, возьми свою тарелку и иди есть в столовую».

Чувствуя напряженность взрослых, я послушно выхожу из кухни. Но сразу за дверью останавливаюсь и слышу, как мать обращается к Кате: «Мы уже говорили однажды о ваших утренних обязанностях». А Катя отвечает ясным твердым голосом: «Пожалуйста, я кормить маленькую, фрау Дэвис».

Теперь-то я понимаю, доктор Роуз, что это голос человека, который не боится своего работодателя. И этот голос предполагает, что у Кати есть серьезные основания не бояться.

Итак, я приехал в квартиру отца. Я поздоровался с Джил. Я прошел мимо висящих на стенах документов, витрин и сундуков, в которых хранятся вещи моего деда, и набросился на бабушкин письменный стол, давно уже ставший любимым столом папы.

Я искал какое-нибудь подтверждение того, что у Кати была связь с мужчиной, от которого она забеременела. Потому что я наконец понял: если Катя Вольф хранила на суде молчание, то только по одной причине — чтобы защитить кого-то. И этим человеком был, вероятно, мой отец, который больше двадцати лет берег ее фотографию.

1 ноября, 16.00

Я не успел далеко продвинуться в своих поисках.

В первом открытом мною ящике я обнаружил папку с письмами. Посреди различных писем, по большей части относившихся так или иначе к моей карьере музыканта, лежало послание от адвоката с адресом в Северном Лондоне. Клиент этого адвоката, Катя Вероника Вольф, уполномочила нижеподписавшуюся Харриет Льюис связаться с Ричардом Дэвисом по поводу денежной суммы, причитающейся упомянутой Кате Вольф. Поскольку условия освобождения запрещали мисс Вольф лично контактировать с любым членом семьи Дэвис, она воспользовалась юридической помощью, чтобы решить данное дело ко всеобщему удовлетворению. Не будет ли мистер Дэвис так любезен при первой же возможности позвонить мисс Льюис по вышеуказанному телефону с тем, чтобы денежный вопрос был улажен заинтересованными сторонами как можно скорее? Остаюсь с уважением, мисс Льюис и так далее.

Я внимательно изучил это письмо. Оно было написано около двух месяцев назад. В его тоне, на мой взгляд, не содержалось ничего угрожающего или враждебного, чего можно было бы ожидать от адвоката, планирующего судебный иск. Нет, это было прямое, приятное и профессиональное послание. Но после его прочтения в воздухе повис почти осязаемый вопрос: почему?

Когда отец вернулся домой, я размышлял над вероятными ответами. Я слышал, как он открыл входную дверь. Я слышал, как в кухне он перебросился парой слов с Джил. Вскоре звук шагов поведал мне о его перемещении из кухни к «дедушкиной комнате».

Он распахнул дверь и увидел, что я сижу с папкой на коленях и с письмом от Харриет Льюис в руках. Я не делал попытки скрыть тот факт, что роюсь в вещах отца, и, когда он пересек комнату, возмущенно требуя объяснений, я в ответ протянул ему письмо и спросил: «Папа, что за этим стоит?»