ПРЕДАТЕЛЬ ПАМЯТИ

Я у себя в комнате. Рафаэль недоволен, недоволен сильнее, чем когда-либо, он недоволен, раздражен, взвинчен, нервозен и нетерпелив уже несколько дней. Я веду себя плохо и отказываюсь слушаться. Мне отказали в Джульярде. Джульярд стал одним из многих «невозможно», которые я постепенно привыкаю слышать. Это невозможно, то невозможно, сэкономить на одном, оторвать от другого… Ну, тогда я им покажу, мстительно думаю я. Не буду больше играть на скрипке, и все тут. Не буду упражняться. Не буду учить уроки. Не буду давать концерты. Не буду играть ни для себя, ни для кого. Я им покажу.

В результате Рафаэль ведет меня в мою комнату. Он ставит запись «Эрцгерцога» и говорит: «Гидеон, ты испытываешь мое терпение. Это несложное произведение. Я хочу, чтобы ты слушал первую часть до тех пор, пока не сможешь пропеть ее во сне».

Он уходит и захлопывает дверь. Начинается Allegro moderate.

Я говорю: «Не буду, не буду, не буду!» Я толкаю стол, сбиваю ногой стул и бросаюсь всем телом на дверь. «И никто меня не заставит!»

Музыка растет, ширится. Рояль начинает мелодию. Все притихло, приготовилось к вступлению скрипки и виолончели. Моя часть нетрудная, во всяком случае для меня, с моими природными способностями к музыке. Но какой смысл учиться и упражняться, если меня не пустили в Джульярд? А вот Перлмана пустили. Мальчиком он учился там. А я нет. И это несправедливо. Это страшно несправедливо. Вся моя жизнь — сплошная несправедливость. Я не буду играть. Я не согласен.

Музыка нарастает.

Я распахиваю дверь. Я кричу в коридор: «Нет!» и «Не буду!» Я ожидаю, что кто-нибудь придет, отведет меня куда-нибудь и применит ко мне воспитательные меры, но никто не появляется, все заняты своими проблемами, а до моих им нет никакого дела. Это приводит меня в ярость, потому что это мой мир подвергается насилию, моя жизнь меняется, моя воля натыкается на препятствие, и я хочу стукнуть в стену кулаком.

Музыка нарастает. Взмывает к небесам скрипка. А я не буду играть это трио ни в Джульярде, ни где-либо еще, потому что мне придется остаться здесь. В этом доме, где все мы — заключенные. Из-за нее.

Дверная ручка оказывается в моей ладони еще до того, как я понял, что делаю. Дверь прямо передо мной. Я ворвусь в ванную комнату и напугаю ее. Заставлю ее плакать. Заставлю ее заплатить. Заставлю их всех заплатить.

Она не испугалась. Но рядом с ней никого нет. Она одна в ванне, рядом с ней качаются на воде желтые утята и ярко-красная лодочка, по которой она радостно стучит кулачком. А она заслужила, чтобы ее напугали, побили, заставили понять, что это она виновата, поэтому я хватаю ее и толкаю под воду, и вижу, как ее глаза становятся все шире, и шире, и шире, и чувствую, как она сопротивляется и пытается вылезти из-под воды.

А музыка — та самая музыка — нарастает и плывет. Бесконечно. Минуты. Часы. Дни.

Потом появляется Катя. Она выкрикивает мое имя. Сразу за ней примчался Рафаэль, потому что… да, теперь понятно, они разговаривали между собой, вот почему Соня осталась одна; это он отвлек ее, потребовал сказать, правда ли то, о чем шепчет Сара Джейн Беккет. Потому что он имеет право знать. Это он и говорит, входя в ванную следом за Катей, которая начинает кричать. Он говорит: «Потому что если ты действительно беременна, то только от меня, и ты знаешь это. Я имею право…» Музыка нарастает.

А Катя вопит все громче, зовет моего отца, Рафаэль тоже кричит: «О боже! О боже!» — но я не отпускаю ее. Я не отпускаю ее, потому что понимаю: конец моего мира начался с нее.

Глава 24

Джил добрела до спальни. Из-за своих размеров она двигалась медленно и неуклюже. Думая лишь об одном: «Ричард, о господи, Ричард!» — она распахнула платяной шкаф и в отчаянии уставилась на полки, не понимая, зачем она сюда пришла. В голове у нее было только имя любимого. Все чувства и соображения затмила смесь ужаса и глубокой ненависти к себе за сомнения, которые она испытывала, которые растила и лелеяла в тот самый момент, когда его… когда что? Господи, что с ним?

— Он жив? — выкрикнула она в трубку, когда голос спросил, является ли она мисс Фостер, мисс Джил Фостер, той женщиной, чьи координаты Ричард Дэвис носит в своем бумажнике на случай, если…

— Боже, что произошло? — задыхаясь, спросила Джил.

— Мисс Фостер, не могли бы вы подъехать в больницу? — сказал голос. — Вам потребуется такси? Я могу вызвать его для вас. Если вы дадите мне свой адрес, я позвоню…