ПРЕДАТЕЛЬ ПАМЯТИ

«Своей сестре Лоре», — мысленно поправил ее Уэбберли.

— …потому что она все равно не поняла бы, о чем я толкую. Она держит садовника еще с… уж и не помню, с какого года. Но когда у нас будут время и деньги, мы обязательно устроим в саду пруд, правда?

— Вполне возможно, — ответил Уэбберли.

Фрэнсис поднялась из-за стола в тесной кухоньке и подошла к окну, выходящему в сад. За последние десять лет она стояла возле этого окна так часто, что на линолеуме появилось вытертое пятно в форме двух отпечатков ног, а на подоконнике — отметины от пальцев, где она часами сжимала крашеное дерево. О чем она думала, стоя так час за часом, день за днем, гадал ее муж. Что она пыталась сделать — и не могла? Словно подслушав его мысли, Фрэнсис произнесла:

— День сегодня солнечный. По радио обещали дождь после обеда, но, похоже, они ошиблись. Знаешь, пожалуй, я выйду и немного поработаю в саду.

Уэбберли поднял голову. Фрэнсис, почувствовав на себе его взгляд, повернулась к нему от окна; одной рукой она все еще цеплялась за подоконник, а другой сжимала отворот халата.

— Думаю, сегодня у меня получится, — сказала она. — Малькольм, я почти уверена в этом.

Сколько раз она говорила эти слова? Сто раз? Тысячу? Уэбберли уже и не помнил. И всегда с той же смесью надежды и самообмана. Она собирается поработать в саду. Она прогуляется по магазинам после обеда. Она намерена дойти до Пребенд-гарденс и посидеть там на скамеечке. Или сводит Альфи на прогулку. Или даже зайдет в новую парикмахерскую, которую все так хвалят… Сколько добрых и честных намерений, сведенных на нет в последний момент, когда перед Фрэнсис неумолимо вставала дверь. И как бы она ни старалась (а она старалась, Бог свидетель, как она старалась), она не могла заставить свою правую руку хотя бы взяться за дверную ручку.

Уэбберли проговорил:

— Фрэнни…

Она торопливо перебила его:

— Вечеринка все изменила. Вчера пришло столько друзей… все так хорошо относятся к нам. Я чувствую себя как… как надо, вот как я себя чувствую.

Появление Миранды спасло Уэбберли от необходимости отвечать.

— А-а, вот вы где, — сказала она и, уронив на пол футляр с трубой и тяжелый рюкзак, подошла к плите, где растянулся на своем одеяле Альфи — помесь немецкой овчарки, который никак не мог прийти в себя после вчерашнего празднования.

Миранда потрепала пса между ушами, и тот радостно перевернулся на спину и подставил живот для дальнейших ласк. Она верно истолковала его желание и даже пошла дальше, чмокнув собаку в морду и получив в ответ мокрый поцелуй.

— Дорогая, это так негигиенично, — укорила ее Фрэнсис.

— Это собачья любовь, — ответила Миранда, — чище которой, как мы все знаем, на свете не бывает. Да, Альф? Альфи зевнул.

— Ну так я поехала, — сказала Миранда, оглянувшись через плечо на родителей. — К следующей неделе надо подготовить два доклада.

— Как, уже? — Уэбберли отставил в сторону ботинок. — Ты не пробыла у нас и сорока восьми часов. Неужели Кембридж не потерпит еще денек?

— Дела, пап, дела. Я уж не говорю об экзаменах. Ты ведь хочешь, чтобы я стала первой, а?

— Подожди минутку, я только дочищу ботинки и отвезу тебя на станцию.

— Не нужно. Я поеду на метро.

— Тогда хоть подвезу тебя до метро.

— Папа… — Голос Миранды был образцом терпения. За двадцать два года они ходили этой дорогой достаточно часто, чтобы она привыкла к ее изгибам и поворотам. — Мне нужна физическая нагрузка. Скажи ему, мама.

Уэбберли запротестовал:

— Но если начнется дождь, пока…

— Силы небесные, да не растает она, Малькольм.

«Но они тают, — мысленно возразил Уэбберли. — Они тают, ломаются, исчезают в мгновение ока. И как раз тогда, когда ты меньше всего опасаешься, что они могут растаять, сломаться или исчезнуть». Однако он знал, что, если две женщины объединяют против тебя силы, самым мудрым решением будет компромисс. И поэтому он сказал:

— Ладно, просто прогуляюсь вместе с тобой. — И, когда Миранда закатила глаза в знак протеста против того, что среди бела дня отец собирается сопровождать взрослую дочь, как будто она не в состоянии самостоятельно перейти дорогу, поспешно добавил: — Альфу нужно сделать свои утренние дела.

— Мама! — воззвала Миранда к матери.

Но Фрэнсис лишь пожала плечами.

— Ты ведь еще не выгуливала сегодня Альфи, дорогая?

И Миранда с добродушным отчаянием сдалась.