Мертвый шар

– Разные убийцы.

– Согласен. Другой вопрос: кому из них нужно посылать угрожающие письма?

– Тому, кто опасается, что вы подошли слишком близко.

– А может, проще?

– Поясните.

– Смотрите: «никто не может указать виновника этого преступления». Понимаете? Меня подталкивают, будто помогая. А первая фраза, чтобы не слишком спешил.

– Что из этого следует?

– Один из них не знает про другого наверняка и боится стать жертвой. И таким странным образом хочет мне помочь.

– Намекаете, что…

– Рок еще потребует новых жертв. И я не в состоянии ему помешать.

– Попробуем решить эту головоломку…

Ирма заказала еще кофе. Они проговорил до полуночи, пока сонный хозяин не попросил их. Как все-таки приятно общаться с умной женщиной, хоть и пиратского вида.

Карамболь

При игре на биллиарде вовсе не требуется ни тонкости чувств, ни творчества, ни гениальности. Нужно только обладать хорошим зрением и сообразительностью, а остальное сделает «школа» и практика.

Там же

1

Да, господа, бывает все на свете хорошо так, что и не поймешь сразу, в чем дело: то ли летний дождь прошел, то ли какая другая напасть. Редко, но бывает. Такое вот хорошее утро выдалось. Родион подскочил полон сил, хоть спал не более трех часов, в прекрасном расположении духа, горя желанием подвигов, как молодой бычок перед корридой. Но и дальше все пошло хорошо. На лестнице не попался домовладелец, в трактире яичница не подгорела, а чай был крепок в самый раз. На улице стояла погода, какой лето прощается, – тепло и благодать. Дальше пошли и вовсе чудеса: никто не наступил на ногу, никто не толкнул на Сенном рынке, и даже извозчик не обдал пылью. Невольно в стальное сердце юноши заползло предчувствие: в такой день должно случиться что-то хорошее. Быть может, развяжется узелок бородинского дела? Всякое возможно.

Участок встретил юного чиновника, как старая гвардия божественного Наполеона. Ему улыбались и желали доброго дня, в ответ улыбался он и желал того же. Нечто вроде благоденствия, редко гостящего в этой стране, воцарилось само собою в присутственном месте. Родион с удовольствием уселся за свой стол и мечтательно уставился в окно, обдуваемый нежной прохладой. На душе было так хорошо, что незаметно отдался тайной страсти: различать запахи. И пахло как-то волшебно. Ни навоза, ни помоек и прочей городской вони, а только переливы крыжовенного варенья под мелодии черничного и яблочного. Как вдруг в воздухе повеяло чем-то неуловимо мерзким. Это ощутил не только нос Родиона. Кошка на заборе, тревожно выгнув спину, сиганула вниз, голуби заволновались и взлетели тучей, даже старая кляча, поворотя морду, прядала ушами и фыркала. Не прошло и минуты, как удушающий аромат, описать который нет ни сил, ни желания, заполонил все. Не веря счастью, Родион принюхался, фыркнул не хуже лошаденки и чуть не прыгнул до потолка. И было от чего.

Широко распахнув дверь, в участок вошла, нет, вплыла огромная фигура, при одном появлении которой будто вспыхнул свет и загремели фанфары. Родион сдерживался изо всех сил, чтобы не кинуться навстречу и не схватить вошедшего в охапку. Фигура затянулась сигаркой с жутчайшим никарагуанским табаком, выпустила струю дыма, от которой пригнулись курящие чиновники, и громогласно заявила:

– Что это в вашем участке вечно духота! Хоть бы окна открыли, а то не продохнуть, да. Живете как на конюшне, господа. Или мылись бы чаще…

Ну, конечно, это был Лебедев. Кому бы еще позволили такую восхитительную наглость. Великому криминалисту сходило многое. Был он настолько обширен, что обычные мерки признали для него мелковатыми. Начать с того, что рост имел гренадерский, а обхват груди героический. Характер – бурный, разнообразный, но веселый, что подкашивало барышень не хуже пули. Голос громогласный, манеры развязные, за словом в карман не лез, под горячую руку как-то отвесил тумака самому приставу 2-го Спасского участка. Но главное, в рамки приличий не помещался его талант, пугающе безграничный. Все научные способы раскрытия преступлений – известные, новейшие и неоткрытые, все тонкости криминалистики знал он в совершенстве. Не было в России, а может, и в Европе эксперта, заслужившего такой авторитет. Что называется – по делам его и воздалось ему. Заработанная к тридцати годам слава дала совершенную свободу в отношениях с людьми. Дураков называл дураками в глаза, а умных не жалел хвалить. Начальство его смертельно боялось, но тайно боготворило. Так что более гремучей смеси разнузданности и мастерства вряд ли сыщете.