От ненависти до любви

– Нет, нет, все нормально! – я покосилась на Севу. – Что за бред? Бабушка – хранительница секретов? Да она сама давно хотела эту шкатулку выбросить! И с чего вы вообще взяли, что здесь секреты записаны? Может, любовное письмо какой-нибудь молодухи. Спрятала от мужа… Или купец какой записи вел. Ничего же не разберешь!

– Можно попытаться, – сказал Замятин. – Конечно, специалисты это вмиг прочитают, но почему бы и нам не попробовать? Вон сколько букв знакомых…

– Да Марья что-то знает, – усмехнулся Сева. – Смотри, как вцепилась!

– Ничего я не вцепилась, – огрызнулась я и протянула бумагу Замятину. – А бумагу эту после того, как сделали на ней запись, живицей пропитали. Чтобы не истлела.

– Стала бы молодуха свое письмишко живицей пропитывать, – скептически усмехнулся Сева. – И купец… Разве что клад спрятал… Мария, ты что-то имеешь против клада?

– Кто о чем, а Сева о кладах, – поморщилась я и махнула рукой. – А, делайте что хотите. Только я уверена, зря время потратите!

– Это точно! – Сева взглянул на часы. – Поздний ужин скоро перейдет в ранний завтрак. Так мы едем ко мне или уже передумали?

– Едем, едем, – отозвался Замятин и, вернув бумагу в шкатулку, передал ее со всем содержимым мне. – Маша, это ваше добро. Как вы скажете, так и будет. Но, если не трудно, прихватите ее с собой. У меня лупа где-то в вещах. После ужина попробуем рассмотреть.

Я пожала плечами.

– Как знаете. – И затолкала шкатулку в сумку.

Глава 11

Правду говорят, что предвкушение дармового богатства способно свести с ума даже самого мудрого и осмотрительного человека. Я в этом убедилась, наблюдая, как Замятин и Сева в упоении пытались разобрать буквы на клочке бумаги, который каким-то невероятным образом оказался в крышке шкатулки. Я прикорнула рядом на диване. Мужчины, стараясь меня не тревожить, включили настольную лампу. Сдвинув головы, они разговаривали шепотом, но я слышала каждое слово. По тому, как они чертыхались, понимала, что дела идут туго.

Странное дело, стоило моей голове коснуться подушки, как сон мгновенно улетучился. И хотя я падала с ног от усталости, а глаза сами собой закрывались за ужином, сейчас я лежала и созерцала потолок, пытаясь понять, что происходит. Наверно, Сева прав: мозг отказывается воспринимать реальные события. Отсюда глюки, видения, страхи… Видно, и впрямь нужно взять отпуск и поехать в какой-нибудь санаторий, а то по турпутевке. И желательно подальше, чтобы меня не смогли достать звонками…

– Все-таки это не написано, – Замятин положил на стол лупу. – Это переведено с какого-то твердого предмета, то ли металлического, то ли каменного. Буквы выпуклые, наложили на них бумагу, потерли сверху, вот они и перевелись. Такая своеобразная копирка.

– А вам не кажется, что надпись была сделана на кресте? – Сева ткнул пальцем в находку. – Смотрите, как бы контуры просматриваются.

– Вижу, точно крест! Большой, где-то сантиметров тридцать! Восьмилапый, значит, раскольничий, – обрадовался Замятин и снова взялся за лупу. – Мы с тобой, как нормальные люди, пытаемся читать слева направо, а здесь слова идут сверху вниз, затем – снизу вверх…

Мужчины снова сдвинули головы. По их учащенному дыханию и отрывистым высказываниям я поняла, что дело сдвинулось с мертвой точки. Я вздохнула: теперь тем более не заснуть. Запахнув полы халата, встала с дивана и подошла к столу. Мужчины дружно подняли головы. Глаза их сияли.

– Вот, – сказал Замятин, – кое-что получается. – И прочитал, слегка запинаясь: – «Сей крест заветный. Кладена сия казна воеводой Сибирским Терсковым, боярином Московским, в сундук счетом: империалами сто тысяч, полуимпериалами пятьдесят тысяч, монетами тоже пятьдесят тысяч. А к тому положены истукан чистова золота двух пудов весом, сабли бухарские и персидские, каменья драгоценные, да старинные бугровые вещи весом до три на пять пудов. Да кто сей крест заветный найдет, тот и казну воеводскую возьмет…» – Замятин поднял взгляд. – Дальше все расплылось, но последние слова читаются: «…и засыпьте свой завет. Аминь».

– Чепуха какая-то! – Сева озадаченно потер лоб. – Нам это ни в жизнь не разгадать! Стоит ли голову морочить.

– Да-а! – Замятин поднес листок к глазам. – Действительно, тут специалисты нужны. Надо показать историкам.

– Чтобы нас на смех подняли? – скривился Сева. – По-моему, только идиот поверит в эту ахинею.

– Кто его знает? – пожал плечами Замятин. – А вдруг именно эту бумажку искали в Машином доме?