Перед тем, как он ее застрелил

— Я никого не обвиняю. Мне кажется, это ты обвиняешь. Я не понимаю, почему ты злишься, Кен. Джоэл дома. Тоби дома. Они сидят наверху и наверняка слышат наш разговор, наверху все слышно. С детьми все в порядке, Кен. Остается только понять: что с тобой?

— Сейчас речь не обо мне.

— Вот как? Тогда почему ты бесишься? Ты ищешь, на ком сорвать раздражение, хотя должна бы радоваться, что дети рядом и все благополучно.

— Благополучно? Пять часов они скитались по городу, как брошенные собаки, — и это ты называешь «благополучно»? Ты в своем уме? Ты хоть что-нибудь соображаешь, Дикс?

— Не знаю. — Он махнул рукой и направился к лестнице.

— Куда ты собрался?

— Пойду приму душ. После соревнований я так и не помылся, Кен. Спешил домой узнать, как Тоби.

— Подумать только, какие жертвы! Он не помылся! По-твоему, так поступает отец, когда его ребенка вырвало прямо у него под носом? Ты предлагаешь нам пожениться и спасти детей от инспекции по опеке. И какого отца они получат?

— Ты не в себе. — Дикс поднял руку. — Обсудим это в другой раз.

— Нет, сейчас, черт тебя подери. И не вздумай уйти в ванную. Ни шага из комнаты!

— А если я пойду в ванную?

— Тогда собирай вещи и выметайся.

Дикс поднял брови. Он не знал, что делать, не понимал, как они докатились до этой точки. Дикс видел одно: Кендра ведет игру по правилам, которые ему неизвестны.

— Кен, — устало произнес он, — я приму душ. А когда ты успокоишься, мы все обговорим.

— Тогда убирайся. Я не могу тратить свою жизнь на сволочных эгоистов. И не собираюсь повторять старых ошибок. Если этот чертов душ для тебя важнее, чем…

— Ты сравниваешь меня? С кем-то из своих мужей?

— Сам догадайся!

— Вот как?

Дикс тряхнул головой. Он огляделся и шагнул — на этот раз не в сторону лестницы, а в сторону входной двери.

— Что ж, Кен. Пусть будет по-твоему, — с грустью сказал он.

Глава 15

Уход Дикса подействовал на обитателей Иденем-истейт, 84, по-разному. Несс расхаживала по дому с таким видом, словно исполнилось ее заветное желание. Кендра с головой погрузилась в работу и не упоминала о Диксе. Тоби объяснял исчезновение Дикса кознями некоего невидимки, которого он открыто называл Мейдарком. А Джоэл впервые в жизни испытал прилив поэтического вдохновения.

Он не мог объяснить, о чем его стихи. Не мог он докопаться и до причины творческого всплеска. О своих стихах Джоэл мог сказать одно: они такие, какие есть, и приходят невесть откуда.

Джоэл никому не показывал своих произведений, если не считать одной вещицы, которую он выбрал после долгих раздумий. Однажды вечером, собравшись с духом, Джоэл отправился на «Побеждай словом, а не оружием» с целью увидеть Адама Уайтберна. Джоэл дождался на первом этаже окончания мероприятия. Когда появился растаман, мальчик вручил ему листок. Пока Адам читал, Джоэл с ужасом ожидал приговора. Адам с интересом посмотрел на Джоэла, потом снова взглянул на листок. Наконец он спросил:

— Айвен это видел?

Джоэл отрицательно покачал головой.

— Приятель, ты должен показать этот стих Айвену. И почему ты не выходишь к микрофону? Ты должен выступить, просто обязан. Всем будет интересно.

Джоэлу казалось немыслимым читать у микрофона. Похвала от Адама Уайтберна — это все, чего он хотел. А похвала от Айвена вообще была пределом его мечтаний. Что касается остального — декламация на публике, анализ и критика, возможность получить деньги, диплом или признание во время очередного конкурса, — это все утрачивало свою значимость по мере того, как Джоэл увлекался самим творческим процессом.

Писать, зачеркивать, смотреть в потолок, искать нужное слово и не находить, снова писать — это приводило его в какое-то особое состояние, охарактеризовать которое мальчик не мог, но которого ждал с нетерпением. В такие моменты Джоэл чувствовал себя защищенным, более того — он испытывал ощущение полноты, которого не знал прежде. Джоэл полагал, что нечто похожее переживает Тоби, когда странствует по своей Муравии или смотрит на лавовую лампу. Мир становился другим, где было уже не так важно, что папа умер, а мама находится в лечебнице с обитыми войлоком стенами.

Само собой, Джоэл стал сбегать в это пристанище так часто, как только мог. Сочиняя, Джоэл прятался от мира. Даже в Минвайл-гарденс, пока Тоби смотрел на скейтбордистов и велосипедистов, Джоэл садился на скамейку, клал на колени свой потрепанный блокнот и складывал слова, практически так же, как делал в тот вечер, когда его признали «Поэтом, подающим большие надежды».