Потом зажгла газовую горелку, поставила суп разогреваться.
– Иди мой руки, а я пойду переоденусь! Устала как собака, – проговорила она и ушла в свою комнату.
Антон обнаружил среди свертков нежный окорок, понюхал его, отрезал кусок, намазал горчицей, отломил от длинного батона кусок и стал жадно есть. Включил маленький телевизор на кухне, показывали вечерние новости. Антон, не выпуская бутерброда из рук, вернулся к себе в комнату, увидел книгу Солженицына – край ее торчал из-под подушки – и застыл как вкопанный. Он слышал от друзей, что эта книга многим принесла несчастье, но то, что она обошлась ему слишком дорого, он понял только после разговора с матерью. Он со злостью взял ее в руки, открыл на первой странице и начал читать заново.
Было уже довольно темно, полковник сидел, покачиваясь, на качелях, когда во двор въехало такси. Из машины вышла Маша, направилась к подъезду. Скачко, заметив ее, поднялся и тихо, по-кошачьи, двинулся за ней, стараясь, чтоб она не заметила. Когда она схватилась за ручку двери, он шепотом окликнул ее по имени. Она ничуть не испугалась, повернула голову, и в этот миг он вынул из-под плаща букет роз, протянул жене.
– Поздравляю с днем рождения, Машенька! Ты уж прости меня! Вчера всю ночь проторчал на работе, спал четыре часа, хотя понимаю, что оправдания мне нет!
– Спасибо, – сухо ответила Маша и взяла цветы. Лицо у нее было грустное.
– У родителей была?
Она кивнула:
– Мог бы приехать или хотя бы позвонить. Папа с мамой опять обиделись.
– Я звонил, приезжал, шампанское в холодильнике стоит! Я себя не оправдываю! Даже работу свою чуть ли не возненавидел! Не сердишься? Ну скажи, нет?..
Маша вздохнула:
– Я вчера ночью чуть с ума не сошла! Ты не пришел, не позвонил. Что я должна была думать? Что ты борешься с преступниками или счастливо засыпаешь в объятиях чужой женщины?!
Она взглянула на него. Он натянуто улыбнулся.
– Ну, ясное дело, засыпаю в объятиях чужой женщины, – пошутил он.
У Маши округлились глаза, она бросила ему в лицо цветы. Они рассыпались, упали на землю.
– Дурак! – крикнула она и, хлопнув дверью, убежала в подъезд. Полковник поморщился.
– Действительно, дурак! Это надо же взять и такое сморозить, голова садовая!
Он шумно вздохнул, глянул наверх. На балконе стоял мужик в майке и курил, глядя на него. Полковник нахмурился и вошел в подъезд.
12
Андропов вошел в кабинет Брежнева. Он и раньше, за пятнадцать лет руководства КГБ СССР, не раз бывал в этом кабинете, где решались такие важные вопросы, как начало войны в Афганистане, репрессии по отношению к физикам и правозащитникам Орлову и Сахарову. Да и деликатная и сложная история с писателем Солженицыным тоже не раз обсуждалась в стенах этого кабинета. Андропов понимал: его взлет был возможен только потому, что он всегда умел играть на честолюбии Брежнева и немало поспособствовал созданию его культа. За это Брежнев позволил ему и КГБ значительно расширить контроль над всеми сферами жизни государства и общества. Не говоря уже о зарубежных странах, куда переправлялись огромные деньги лидерам компартий и тем общественным деятелям, которые поддерживали СССР. «Вот так, мои дорогие Ильичи», – сказал он тихо в адрес больного Брежнева и огромного портрета Ленина, который висел на стене за спиной у Леонида Ильича.
Увидев Андропова, Брежнев приветливо взмахнул рукой, приглашая подойти. Андропов подошел.
– Дорогой Леонид Ильич! Разрешите доложить: приступил к обязанностям секретаря ЦК КПСС! Заверяю вас, что на новом посту полностью оправдаю ваше доверие, с честью буду служить интересам родной коммунистической партии и советского народа!
Брежнев улыбнулся и снова махнул рукой – мол, хватит, садись.
– Присаживайся! Как тебе новый кабинет? Костя говорит, не хуже, чем на Лубянке? И готовят там хорошо!
– Леонид Ильич, быть рядом с вами и работать под вашим руководством для меня великая честь!
– Понял! Хорошо, хорошо. Теперь давай по делу! Меня волнует обстановка в Афганистане. Ты с Устиновым заварил эту кашу, вы за нее и в ответе! Спрос с вас обоих будет строгий! Мне тут докладывали: каждый день в Афганистане нам обходится в четыреста тысяч рублей! Тяжелое бремя ложится на наш народ! А результатов никаких!
– Но, Леонид Ильич…
– Молчи! Ну, сам подумай. Три года прошло, а война разгорается все жарче! Людские потери, прежде всего нашего контингента, все растут и растут!