Формула преступления

— В чем-то вы правы, — согласился Лебедев. — Мы никогда не узнаем, как она собиралась накормить Альберта мышьяком. Но ей повезло с подарком тетушки Начкиной. Умная Лидочка быстро сообразила, что делать. Оставалось только подговорить брата, чтобы отец разрешил играть с подарком уже сегодня. Что Альбертик и проделал за обедом. Он всегда получал что хотел… Лидочка вытаскивает черепаху из аквариума, посыпает мышьяком. И дает братику. А потом возвращает черепаху обратно. Когда Лидочку уводят во двор, она ненадолго отходит от кухарки, идет в комнату Федоры и прячет в матрасе мышьяк. Все у нее получается легко, потому что ребенка никто не замечает. Она буквально невидима. И может делать все, что придумает. Подставляйте лоб…

— Я так сразу и подумал… — Коля покорно нагнулся. — Но не мог этого допустить. Искал любые другие причины. Все же очевидно.

— Опять врете, Гривцов, не умно и дерзко… Хотя Ванзаров также рассказывал… Потому и не смог сказать правду Филиппу Филипповичу. Какой бы Сундуков ни был, но дочь-убийца — непосильная ноша.

— Может, и зря, может, следовало этого тирана наказать…

— «Тирана наказать»! — передразнил Аполлон Григорьевич. — Родион проявил главное качество сыщика: милосердие. И вообще милосердие, быть может, главное качество человека. Оно одно спасет от зверя, что дремлет внутри каждого из нас, да. Зарубите это себе на носу.

В изумлении Гривцов вытаращил глаза и прошептал:

— Стойте… Как же я сразу не понял… Так ведь Лидочка… она… и есть настоящий скупой рыцарь!

— Ладно, опять вам прощаю, что-то я сегодня мягок… Старею, наверно, — сказал Лебедев, отпивая из заветной фляжки. — Вот еще случай был…

Николя обратился в слух.

Совсем готов уж реквием

Среди природных катаклизмов, радующих петербуржцев, есть из чего выбрать: тут и осенние наводнения, и пыльные бури в летнюю жару, и снегопады с сугробами по шею, и весеннее половодье с грязью по щиколотку. Для полного счастья не хватает извержения вулкана, тропического шторма или завалящего торнадо. Но об этом жалеть не стоит. Нехватку стихийных бедствий с лихвой возмещают визиты родственников из необъятных уголков империи.

Трудно описать радость столичного обывателя, когда он видит на пороге гостя из Урюпинска или Кинешмы с мешками яблок, чемоданами маринадов и корзинами вяленых лещей. Целый год, можно сказать, считает минуты, дожидаясь, когда же в размеренный и приятный быт ворвется драгоценный родич.

Столичный житель сносит визиты своих дальних родственников в столицу с мужественной обреченностью: отказаться нельзя, а терпеть невозможно. Из года в год повторяется одно и то же. Приходится, отложив дела, изображать радушного хозяина, по десятому разу водить на Невский проспект, показывать Медного всадника и терпеливо ждать, пока гость насладится роскошью столичных магазинов, в которых его как следует обманут. Приказчики заезжих простаков нюхом чуют.

«Гостей надо любить так, как бы их ненавидел» — с этой мудростью петербуржец смиряется и уже смотрит на чудачества родственника с трогательным умилением, как на семейную диковинку.

У матушки Ванзарова имелось три сестры, и все они время от времени посещали столицу.

Если у вас нету тети, вам не понять, что за мука быть любимым племянником. Одна любящая тетка — куда ни шло, две — уже перебор. Но три — настоящая катастрофа. Каждая считала своим долгом так горячо выразить любовь, что племянника от проявления родственных чувств аж в жар бросало. Его целовали в щечку, теребили за ушко, говорили «как мальчик вырос и возмужал», сюсюкали и с возмутительной бесцеремонностью расспрашивали, когда он собирается жениться.

Все это проделывалось над чиновником полиции, как-никак — коллежским секретарем, при полной безнаказанности. Безобразие, честное слово, но деваться некуда. Все терпели, и Родион терпел. Обиднее всего, что со старшим братцем, Борисом, подобных вольностей они себе не позволяли. Чиновник Министерства иностранных дел внушал любвеобильным теткам дипломатический трепет. Любили его куда спокойнее, без надрыва и упоения, но за старшего отыгрывались на младшеньком вдвойне.

Сейчас подоспела очередь прибыть с визитом тетке из Саратова. Среди пылких старушенций эта Родиону была наиболее симпатична. Мария Васильевна имела нрав добродушный и простой, считалась самой бесшабашной и взбалмошной. А все потому, что умудрилась дважды выскочить замуж, обоих мужей успешно похоронить, получить два состояния, дважды промотать, но при этом не растерять веселость и бодрость духа, качества, импонировавшие Родиону. Не имея детей, она имела привычку поглощать холодную водку под хорошую закуску. Если бы она обитала не в Саратове, а в Петербурге, Ванзаров с ней искренно подружился бы. Но редкие визиты превращали беззаботную даму в исчадие теткинской любви. Ну и хватит о грустном…