Аксенов

А.К.: Видишь, это архетип, это потому и в кино вошло классическое, «Ирония судьбы».

Е.П.: В общем, прилетели они в город Ригу. Василий Палыч вышел из самолета, порылся в записной книжке — и позвонил знакомой девушке, значит, среди ночи, очевидно, ну, или под утро… И сказал, что вот он в Риге и надо бы немножко пересидеть ему до обратного самолета, в себя прийти… Не знаю, может быть, и денежек надо было на обратный путь призанять… Нет, скорей всего у него деньги были. А девушка, значит, его превратно поняла. Она подумала, что он приехал с предложением руки и сердца, что его вдруг так… потянуло. Понимаешь? И вот Вася у нее немного поспал на диванчике, а к обеду стали уже собираться ее родственники, знакомиться. Такие рижско-еврейские родственники… Дядюшки толкали локтем в бок, хлопали по плечу, подмигивали — правильное решение приняли, молодой человек. И он понял, что это все, это капкан… И тогда он поступил совершенно как персонаж моего одного рассказа — клянусь тебе, я его написал раньше, до того, как узнал всю эту историю. Он сказал, что пойдет побриться, в парикмахерскую, ну, привести себя в порядок. И действительно пошел в парикмахерскую. А выйдя из парикмахерской, сел в самолет и улетел в Москву. И все. Потому что объяснить ничего не удалось бы…

А.К.: Вот такой человек и проступает сквозь его ранние сочинения. А последующий — непьющий, корректный джентльмен — он виден сквозь его более поздние романы.

Е.П.: А когда мы познакомились, мы были как бы… не по разные стороны баррикад… ну, в противофазе, что ли. Поскольку он завязал, а я-то как раз очень много тогда пил… Ну, я не был алкоголиком, я просто пил много. И однажды, будучи с похмелья, страдая, я задал старшему товарищу вопрос. Вась, говорю, скажи, пожалуйста, что такое запой? Тут он страшно оживился и говорит: «Как-то в твоих устах этот вопрос странен, будто ты не знаешь, что это такое». Я говорю: «Понимаешь, я могу выпить много, на следующий день, опохмеляясь, я могу перебрать, но в третий день я уже не могу пить просто по физиологическим причинам…» И тут он сказал: «Значит, ты счастливый человек. А запой — это вот ты просыпаешься утром, мучительно начинаешь восстанавливать в голове, что вчера было, потом натягиваешь джинсы, по стеночке, осторожненько, спускаешься вниз, в кафе, там стаканчик коньяку… По жилам пошло, мотор завелся. Возвращаешься домой, завтракаешь яичницей, работаешь утром, все нормально, потом два-три часа поработал — и по делам поехал, на киностудию или еще куда-нибудь, потом обед с вином и с большим количеством водки, скорее всего в ЦДЛ, потом еще дела какие-то, встречи, вечером опять ужин в ЦДЛ, а дальше, опять же, попадаешь домой неизвестным путем. И все это повторяется — годами». Вот когда он на этом кончил, я был поражен. Я тогда его спросил: «А как же ты прекратил вообще это дело? Было какое-то медицинское вмешательство?» Он говорит: «Не-а». Я не поверил: «Ну, так не бывает, у меня врачи-психиатры знакомые, они знают…» А он говорит: «Нет, так бывает. Мать мне стала говорить: чего-то ты, Вася, совсем стал плохой… и пишешь ты что-то не то, да и вообще как-то ты ведешь себя странно… И я бросил».

А.К.: Ну это… не знаю, следует ли углубляться в медицину… Но думаю, что Вася ошибался. Имею соответствующую информацию. То что он описал — это не просто запой, это настоящий алкоголизм, который нельзя вылечить, но который можно прижать, прижать. Он его прижал на долгие-долгие годы. Молодец. И тут доказал, что он — исключение.

Е.П.: Он его прижал на всю жизнь.

А.К.: А вот запой… Боюсь, что один раз я видел Васю действительно в запое. Когда мы с ним еще не были знакомы, но я-то знал, кто такой Аксенов. Я увидел его часов в одиннадцать утра… в общем, вскоре после открытия кафе, было кафе «Север» такое на улице Горького. Спустя эпоху там открылся первый в Москве бордель почти официальный под названием “Night flight”. И вот я иду… Только открылось кафе, а оно открывалось довольно рано, будучи кафе-мороженым, и подавали там, кроме мороженого, коньяк и шампанское. И я вижу, что оттуда — нельзя даже сказать «выходит» — оттуда выводят Василия Палыча какие-то дамы, ну, некая свита, и он идет только исключительно с помощью свиты. Лицо сильно опухшее, и глаза закрыты. Было совершенно очевидно, что эта компания, которая гудела всю ночь, нашла заведение, где раньше всего утром можно выпить шампанского или коньяку. Вот тогда он явно был в запое… Слушай, хватит про это, в конце концов, дело не в этом. Давай скажем вот что: а какое значение, собственно, для литературы, его литературы имело то, пьет Вася или нет?