Я, Мона Лиза

Он смотрел на меня и не узнавал, все его внимание поглотила картина, которую он судорожно сжимал в руках. Там была изображена женщина, стройная, длинноногая, с жемчужно-белой кожей. Она была обнажена, если не считать того, что одну ее грудь прикрывала прядь янтарных волос. Правую руку женщина воздела к недорисованному небу.

Художник в последний раз с горечью и нежностью взглянул на картину, а затем в приступе решимости отбросил ее, зашвырнув на ближайший ярус, прямо поверх урны, где она покачалась, грозя соскользнуть.

Я посмотрела, как Сандро скрылся в толпе, и вернулась к мужу.

Под звон колокола на башне дворца четверо предводителей детского войска спустились с платформы и взяли в руки горевшие факелы. Пучки соломы и щепы были заранее разложены с четырех сторон лестницы: два в центре и два по краям.

Затрубили трубы, запели лютни, зазвенели металлические тарелки, и толпа стихла, когда одетые в белое мальчишки собрались возле пророка и дружно запели своими прелестными высокими голосами церковный гимн.

Солома занялась быстро, в небо взвились черные клубы дыма. Деревянные доски разгорались медленнее, источая острый запах смолы; сокровища начали тлеть, выпуская тонкие струйки черного дыма.

Целых два часа я стояла рядом с Франческо и смотрела, как горит костер; на моих глазах жемчужная богиня Боттичелли почернела и растаяла. Вначале я притоптывала, чтобы согреться, но когда верхние ярусы обуглились и рухнули, пламя с гулом метнулось вверх. Я перестала кутаться в накидку, щеки у меня так разгорелись, что я начала прижимать к ним ладони, пытаясь их остудить.

В конце концов, жар от костра вынудил нас отодвинуться. Франческо дотронулся до моего локтя, но я какую-то секунду еще стояла на месте, словно вросла в землю. Я продолжала смотреть на гудящее пламя красно-оранжевого цвета на фоне розовеющего неба. Бесценные сокровища уже почернели и обуглились.

Я покрылась испариной, когда мы вернулись к нашей карете. Пока мы ехали домой, поднялся ветер, разнося по воздуху красные искорки пепла, которые летели, словно светлячки, и оседали на фасадах домов.

— Сегодня ночью наверняка будут пожары, — заметил Франческо.

Я ничего не ответила. Сидела, отвернувшись к окну, и смотрела, как оседает пепел, светлый и тихий, как снег.

LXII

«Пьеро намерен напасть на город. Ходят слухи, что он планирует приблизиться с севера. Самое вероятное, что он снова двинет свои силы из Сиены. Будьте готовы. Впрочем, чересчур тревожиться не стоит, у него лишь люди Орсини и отряд наемников, в общей сложности тринадцать сотен человек или около того. Этого мало.

Когда он потерпит поражение, воспользуйтесь возможностью, чтобы выбрать новый совет. «Беснующиеся» в последнее время слишком расшумелись, как и Бернардо делъ Неро со своими «серыми». Совет должен усмирить их».

В потайной монастырской студии я пересказала письмо наизусть. Салаи записывал под мою диктовку — коряво, с тягучей медлительностью, несколько раз переспрашивая. Но когда я попыталась отобрать у него ручку, он не позволил.

— Нет, монна! Ваш почерк могут узнать. — Когда, наконец, он закончил и поднялся, чтобы проводить меня, я спросила у него:

— Как ты думаешь… у Пьеро есть шансы на успех? Сумеет он снова завоевать Флоренцию?

Салаи скривился и с насмешливым видом провел пятерней по своим коротким черным кудрям.

— Мне наплевать на политику, а в военных делах я вообще не разбираюсь. Но одно знаю твердо: если кто-то захочет свергнуть этого сумасшедшего проповедника с его малолетней командой поджигателей, то я первый возьмусь за оружие и присоединюсь к нему.

— Умеешь обращаться с ножом? — спросила я, и он ухмыльнулся в ответ.

— Да я родился с ножом в руке.

Довольно неловко, стараясь не порезаться, я вынула из ножен, засунутых в лиф, кинжал Дзалуммы с обоюдоострыми краями.

Салаи скорчил гримаску.

— Как по-девчоночьи. Если вы для начала не изрежете себя на кусочки, то ваш противник успеет живот надорвать от смеха, пока вы будете извлекать на свет Божий свое оружие.

— Не смейся надо мной. Лучше покажи, как этим пользоваться.

— Леонардо бы этого не одобрил. — Он дразнил меня, потому что глаза его улыбались. — Мне ни разу не удалось уговорить его хотя бы подержать нож в руках. В таких вопросах он хуже, чем женщина.

— Но Леонардо здесь нет.

— Отличный аргумент. — Салаи рассмеялся. — Во-первых, не носите нож за лифом. Ненадежное хранилище, к тому же вы теряете время, пока достаете его оттуда. Нож носят за поясом, возле талии.