Камуфлет

Молодой человек не смог победить эмоции, запрокинул голову и захохотал. Все же, придя в себя, утер слезы:

– Да, этот камуфлет почище моего будет! Но все же я рад ему. Как это восхитительно -дергать судьбу за усы! Ведь сколько раз мог провалиться, да хоть вчера в «Дононе». Но все же, цена того стоит. Держать вас на невидимых ниточках, встречаться лицом к лицу и каждую секунду балансировать на грани разоблачения – разве это не прекрасно?! Какое счастье – вершить ход истории исподтишка!

Ванзаров шевельнул теми самыми «усами судьбы», стиснул пичуг и сказал:

– Кто я такой, чтоб вмефиваться в ход истории и божественное провидение. Пусть оно и рассудит. Выбираете одну птицу, поворачиваемся друг к другу спинами, чтоб осколками не поранить соперника, на счет «три» заводим ключики. Если повезет вам, предъявите Джуранскому фигурку и скажите: «По приказу вафего командира я отпуфен». Вас не задержат. Согласны?

– Если скажете, как разыскали птицу.

– На куче пепла лежал аккуратный клочок письма с приказом убить Менфикова и подписью Николая Берса.

– Правильно. И что?

– Нелогично. Стал искать настояфую улику. Нафел в глубине камина… Так как?

Юноша внимательно пригляделся к птичкам, что-то сравнил и выбрал из правой руки.

– Чем бы ни кончилась дуэль, хочу выразить удовольствие и сожаление, что мы были противниками. Если бы я не обещал… Нам бы вместе трудиться, горы бы своротили. Что уж теперь… Но если повезет вам, помяните мое слово: карьеру в полиции не сделаете. Хоть и наглец отменный, но порядочный человек. Вы романтик, Ванзаров… – Он неторопливо отодрал бутафорские усы и повернулся к окну.

Чиновник сыскной полиции пересек дверной порог, между ними осталось аршин десять, не меньше.

– Раз…

Где-то в доме тикали часы.

– Два…

Нет, в окно не прыгнет, гордость не позволит.

– Три…

Эта минута решила его участь. Ключик повернулся до упора. Феникс повел серебряной головкой и захлопал крылышками.

Августа 10 дня, после шести, +16° С.

Около особняка князя Одоленского

Кажется, хлопок? Нет, показалось. Приказ был отдан точный: ждать, в дом не соваться и следить за окнами. А приказы ротмистр выполнять умеет.

Мечислав Николаевич поправил сползший бинт, сурово огляделся, чтобы никто из агентов не заметил глупой промашки, и дал себе команду «стоять».

За парадной дверью послышалось движение. Брякнули внутренние створки, щелкнул наружный замок, лопнуло бумажное клеймо Ягужинского, и в открывшемся проеме проявился знакомый силуэт. Сюртук и.о. начальника сыскной полиции опять пострадал.

– Несчастный дом…

Сказал это Ванзаров с такой печалью, что у «железного ротмистра» заныло сердце. Помощник подоткнул проклятый бинт и озабоченно спросил:

– Что случилось?

– Бедный мальчик… Подумал, что полную птичку тяжелее держать, а значит, кулак напряжется. И попал на камуфлет. Я не должен был… Конечно, он убийца, но какой невероятный талант… Неужели гений совместим только со злодейством, ротмистр?

– Не могу знать… Да что произошло-то? Родион Георгиевич прижал феникса к груди:

– Последняя жертва.

– Кто?

– Мемнон…

– А кто это?

– Белый царь эфиопов, сын богини утренней зари Эос, погиб при осаде Трои.

– Ч-что?! – Ротмистр испугался, что мозг начальника не вынес испытаний.

Ванзаров вымученно улыбнулся:

– Все в порядке… Вызывайте Казанский участок, пусть они занимаются. Дело простейфее, никаких тайн. Юнофа свел счеты с жизнью, потому что прокутил состояние. Как его зовут, подумаю и сообщу позднее.

– Господин начальник, хоть расскажите, как дело распутали?

– Да вы и так все знаете, – устало отмахнулся чиновник сыскной полиции.

– Прошу вас!

– После, все после… – Ванзаров дружески похлопал Джуранского по плечу и пошел прочь, шаркая пыль парадными ботинками.

– Вы куда? – брякнул вслед верный помощник от напряжения рассудка.

– Спать…

Августа 10 дня, ближе к полуночи, похолодало.

Отделение по охранению общественной

безопасности и порядка,

Набережная реки Мойки, 12

Не спится служивым в такой час, все заботы одолевают. Вот один у ворот топчется, сторожит или дожидается кого, замерз весь, бедный, в шинельку укутался. Видать сердешному, курить хочется, а нельзя. Везде страдает душа христианская ни за что!