Камуфлет

Дорогой Ванзаров! Если, получили это послание, значит, я мертв, а вы еще нет. Скорее всего, победили вы. Хотя искренно не верю, что такое возможно. Я просчитал все до мелочей. С чем вас и поздравляю. И хоть это странно, хочу сказать вам: до встречи!

Подпись заплелась крайне неразборчиво, а почтового штампа не имелось вовсе.

Августа 17 дня, около девяти вечера, прохладно.

Доходный дом на Садовой улице

Штамп указывал на отправление из Кисловодска. Джуранский пододвинул электрическую лампу с зеленым колпаком, улегся на походную оттоманку, с которой не расставался со времен полковой жизни, стиснул зубами мундштук пустого кальяна и с приятной медлительностью вскрыл почтовый конверт.

Письмо от руки его начальника было кратким:

Дорогой Мечислав Николаевич! Уверен, вы уже во всем разобрались, потому строчу скорее для собственного успокоения и поглощения курортной скуки…

Ротмистр горестно вздохнул, рассудив, что «командир» излишне хорошего мнения о способностях бывшего кавалериста, подоткнул подушку к боку и углубился в прямые и четкие строчки с правильным наклоном:

…На убийцу в конечном счете указали мелкие детали, не укладывающиеся в логику. Во-первых, Супруга моя, крутя дачный роман с Петром Ленским, никогда толком не видела племянника Берса: то он уже уехал, то еще не приехал. Далее. В пятницу, 5 августа, Петр Ленский прощался с госпожой Ванзаровой. Но Антонина дважды настаивала, что он уехал в среду, то есть 3-го. Что из этого следует? Врет так называемая барышня Берс.

Спросите: Какой ей смысл?

Нужна логическая ловушка: Ванзаров должен думать, что Петр Ленский – кто угодно, но только не Антон Берс. Если бы она сказала, что Ленский уехал в четверг или пятницу, подозрение сразу бы пало на Антона. А так я могу ломать голову сколько угодно, но никогда не соединю фальшивого Ленского с настоящим Берсом. Логический фокус всегда имеет подвох: чем больше меня пытались убедить, что это не Антон Ильич, тем прочнее я убеждался в обратном.

Вы скажете: Но ведь Берс уехал, и это строго подтверждено!

Ответ прост: с билетом и его документом уехать мог кто угодно. В паспорте ведь фотографии нет. Наверняка эту роль исполнил соседский юноша, страстно влюбленный в нашего героя. Тот самый, которого я приказал не искать. Поэтому оставалась только одна проблема: женское платье. Но стоило вспомнить, что близнецы, даже разного пола, так похожи между собой, что могут запутать кого угодно, даже родную мать, как… Дальше все стало ясно.

Теперь «живая картина». Неудача Лебедева и невозможность сличить «чурку» с юношей на снимке наводит на простую мысль: фотография была специально снята так, чтобы невозможно было распознать. То есть вроде похож, а вроде нет. Кто мог сделать хитрую комбинацию? Только убийца. Одоленский мертв. Остается «Мемнон». Он ведь продумал даже положение своего лица: на снимке вы глядите на него как бы снизу, через подбородок. А в жизни видите совершенно иной ракурс. Даже опытный глаз с трудом распознает. В общем, намудрил лишнего, но логику не проведешь. Ведь что получается? Раз убийца явил лицо на фотографии и его признали четверо свидетелей, двое из которых искренно верили, что юношу зовут Петр Ленский, а двое других намеренно врали, вывод ясен: преступник хочет убедить, что именно он стал «чуркой». Чтобы чиновник сыскной полиции уверился: Петр Ленский мертв, Антон Берс уехал. Такой вот кульбит логики.

Другие мелкие детали. Берс говорил, что записку от князя Одоленского принесла Антонина, а племянница уверяла, что дядя сам встретил почтальона. Вывод? Врут оба, потому что никакого почтальона в воскресное утро не было. Записка была частью камуфлета – князь написал ее под диктовку. Почему? Упоминать секретную анаграмму «В.В.П.» в письме, которое могли перлюстрировать, потерять, перехватить, Павлу Александровичу не было смысла.

Еще забавный казус: у моей жены пропало черное платье. Я увидел его на полу дамской комнаты «Польской кофейни». Кстати, платье это произвело неизгладимое впечатление на Суворина. Кто же идеально подходит по размеру? Антонина Берс.

К тому же Николай Карлович уверял, что на портрете полного господина лет тридцати изображен Антон Ильич, то есть брат-близнец хрупкой сестры. Разве это логично? Потом, Берс три раза четко и без запинок доложил мне, что проводил племянника в четверг вечером. Подозрение не может не возникнуть: раз он так настаивает, видать, родственник никуда и не уехал? Вот и все.