Камуфлет

А Родион Георгиевич принялся открывать ящики и ящички трюмо. Обнаружились милые пустячки избалованного мужчины. Ничего существенного. То же – на каминной доске. На мраморном пространстве теснились фотографии в рамках. Одоленский на лошади. Одоленский с рапирой. Одоленский на яхте. Среди портретов соблюдался просто геометрический порядок. Очевидно, делали их в ближайший год, не позже. К тому же рука фотографа-любителя не отличалась твердостью. Следовало изучить снимки подробно, возможно, в них найдется зацепка…

Но тут из прихожей донесся оглушительный крик.

Августа 7 дня, лета 1905, в тот же час, +21° С.

Дача в Озерках

От грубых криков перепуганные девчушки прижались к юбке Глафиры. Нянька кипела бессильным гневом, глядя, как терзают ее хозяйство.

Без лишних церемоний господа «гороховые» переворачивали дом. Из шкафов вылетала одежда, посуда, припасы. Каждый закуток мебели вычищался до досок, и даже те вынимались для тщательного досмотра. Перетряхивались матрацы, из порезанных подушек столбом летели перья.

Софья Петровна так и сидела за столом, только губы побелели. Ротмистр Модль расположился напротив, покачиваясь на стуле и сложив руки на груди.

– Вы за это ответите… – тихо проговорила госпожа Ванзарова. – Мой муж…

– Знаем вашего мужа, голубушка, и до него доберемся.

– Вы за это ответите… Не имеете права…

– Сударыня, к вам пришли офицер и агенты Отделения по охранению общественной безопасности и порядка. И уж будьте покойны, все права у нас есть. Так что давайте о деле.

– Что вам угодно?

– Сущие пустяки. Во-первых, расскажите, кому вчера утром везли сундучок, а, во-вторых, куда дели его содержимое.

– Я не понимаю, о чем…

– Голубушка, вы же не преступница, не революционерка, не злодейка. И не обучена приемчикам запирательства. Да с нами они бесполезны. Уж по-доброму ответьте, мы и оставим вас в покое. Дочки у вас славные…

– Господин ротмистр, я не понимаю, что вы хотите! – истерически крикнула Софья Петровна. – Какой сундук? Я вчера утром дома была! Спросите Глафиру!

– Спросим, голубушка, обязательно спросим и ведьму старую… – Ротмистр мило улыбнулся на бешенное зырканье кухарки. – Сундук, значит, такой некрупный, но тяжелый, весь резной. Не ваш?

– Это не мой…

– Жаль… Извозчик Растягаев запомнил и все показал: куда ездили и что делали. Дворник дома Епифанов тоже видел вас и все подтверждает. Умно ли запираться?… Куда дела груз?!

– Это какое-то безумие…

– Безумие, когда мать семейства и жена уважаемого чиновника начинает играть в революцию. Отвечать, где запрещенная литература! – рявкнул ротмистр.

Софья Петровна вздрогнула, собралась и, стараясь не запнуться, заявила:

– Господин Модль, я ни в какую революцию не играю и вообще…

Она хотела встать, но силы подвели. Жандарм приятно улыбнулся:

– Какая выдержка у хрупкой женщины. Молодец Ванзаров, воспитал жену… Что ж, не хотите по-доброму, можем и по-другому…

Ротмистр вскочил так резко, что легкий стульчик отлетел прочь, шагнул и угрожающе навис над барышней:

– Последний раз спрашиваю, куда дела запрещенную литературу?

Госпожа Ванзарова хотела быть сильной и мужественной, но из глаз сами собой потекли слезы.

На счастье, из дома прытко выскочил «гороховый»:

– Господин ротмистр, взяли! – крикнул он, сияя служебным усердием.

Августа 7 дня, лета 1905, десять утра, +21° С.

Особняк князя Одоленского

– Кого взяли? – переспросил коллежский советник. Старший городовой Яковлев, стараясь не смотреть на кровать, доложил:

– По приказу вашего благородия, явившегося преступника.

– Как узнали, что он преступник?

– Уж больно шуметь горазд. Мы его под ручки легонько, а он как заорет… ирод. Попался, голубчик.

Снизу и впрямь доносились приглушенные крики, ругань и заявления: «Да как посмели», «да знаете ли, что…» и «ну, погодите у меня».

Источник переполоха трепыхался в лапах здоровенных молодцов. Гнев его пылал, а сопротивление было так велико, что городовым стало больших усилий усмирить строптивца. Но и господину борьба далась нелегко, лицо его приобрело цвет свеклы, волосы взбились, а дышал он рывками.

– Что тут происходит? – строжайшим тоном спросил коллежский советник.

– Родион Георгиевич?! – прохрипел задержанный. – Да отпустите, же, наконец!