– Родион…
Целительная истерика трясла мать семейства. Но кризис миновал счастливо. Через четверть часа Софья окончательно пришла в себя, выплакалась и обрывками фраз описала, как одинаковые господа совершали обыск в доме и все время грозили ей тюрьмой, а дочки остались под присмотром Глафиры, а она держалась до последнего, но не помнит, как осталась одна и как…
Не будем упиваться страданием женщины. Наконец стакан с привычными каплями испит до дна, а Родион Георгиевич устроился прямо на ковре, у изголовья.
– Вы пережили суровые испытания, но могу ли знать, как на исповеди: что делали вчера утром с фести до полудня? – ласково спросил он.
Госпожа Ванзарова всхлипнула:
– И ты мне не веришь? Ну, почему? Я же объяснила: встала около полудня, прогулялась в саду, потом пошла на веранду, потом Глафира пришла с девочками…
– Вы были утром одна?
– Да, была…
– И вас никто не видел?
– У меня все теперь перепуталось в голове…
Дело объяснялось бы провокацией «охранки» и удачным забросом аркана на его шею, если бы в сундуке не было «чурки». И если бы не нашли Одоленского с разодранным горлом. И если бы не содал «С.П.В.». Как это ни абсурдно, но верить в невиновность жены надо даже вопреки очевидным уликам.
– Что со мной будет? – Софья постаралась заглянуть мужу в глаза.
– Не волнуйтесь, вам ничего не угрожает. Я сделаю все.
– Даже после того… Ну, того, что я тебе сказала?
– Вы мать моих детей.
Софья Петровна спустила ноги с дивана, села прямо, как могла, и попыталась вздернуть подбородок подобающе гордо:
– Родион, я должна сознаться…
– Хватит ли для этого сил?
– Да, хочу это сделать прямо сейчас…
– Извольте.
– Я солгала.
Родион Георгиевич исключительно спокойно спросил:
– И в чем же?
– Я наговорила гадостей, незаслуженных оскорблений. Ты хороший и честный человек, я была не права.
– Благодарю вас…
– Но я увлечена другим.
– Это уже не имеет значения… – с некоторым облегчением проговорил обманутый муж. – Все равно буду зафифать вас.
– Пойми, это больше, чем дачный флирт. Огромное чувство захватило меня всю.
– Не хочу огорчать, но роман окончен. Князь Одоленский сегодня утром… скончался. – Родион Георгиевич милосердно опустил подробности.
– Причем здесь какой-то Одоленский? Не знаю никакого Одоленского!
Повадки и ужимки лучшей половины были изучены до мелочей. И потому следовало признаться: не юлит. Видимо, она действительно не знакома с князем. Тогда с кем?
И тут Родион Георгиевич не нашел ничего лучшего, как брякнуть:
– Кто же твой любовник?
Софья Петровна вскочила, хоть и покачнулась, поправила мокрые волосы.
– Не смейте говорить мне подобные гадости! – бросила она с достоинством королевы, идущей на плаху, и, спотыкаясь, гордо удалилась.
А коллежский советник ощутил тяжесть. Груз имел вид совершенно нематериальный, назывался: «Выбор между долгом и обстоятельствами», – но к стенке припер покрепче оглобли. Как не хотелось, но требовалось немедленно заглянуть в кое-какую комнатку.
Августа 7 дня, лета 1905, около часу, +25° С.
Управление сыскной полиции С.-Петербурга,
Офицерская улица, 28
Доподлинных сведений о ней мало. Хотя всяк чиновник, даже затрапезного чина, полушепотом и с оглядкой клялся, что был там. Причем каждый описывал по-своему. Говорят, что выглядит она чрезвычайно просто: не каморка, а чулан даже, без окон, всегда темный и затхлый, из мебели – шкафы-картотеки, рабочий столик с лампой и скрипучий стул, ни сейфа, ни тайника. Шепчутся, что попасть в нее можно через кабинет директора Департамента Полиции, да и то если отодвинуть нужную портьеру, за которой скрывается гладкая, без ручки, дверь, оклеенная обоями в цвет стен. А ключ хранится у Самого, передается в руки преемнику. Что ж скрывается там?
В середине прошлого века в Министерстве внутренних дел появилась особая картотека, в которую стали собирать донесения филеров, полицейских, городовых, врачей, прислуги, тайных агентов, дворников и доносы честных горожан, касающихся только одного предмета: мужеложцев столицы. Невзирая на их общественное положение: от актеришки до министра.
К заведенному делу прикладывалась фотографическая карточка, подробный список любовников и друзей, как бывших так и нынешних, причем обоего пола, описывались даты и места встреч. А еще с канцелярской прямотой сообщалось об интимных пристрастиях и способах их удовлетворения.