Питер

Тот, правда, уже был совсем маленьким слоном.

— А что делать? — сказал Проф. — Кстати! Кто знает какие-нибудь стихи?

— Именно стихи? — удивился Кузнецов. — А почему?

— Сенсорный голод — напрямую ведет к эмоциональной заторможенности. Человек скучает по любым поводам развеять скуку, но когда получает задание — он к нему равнодушен. Мы не можем потерять волю к борьбе.

Пауза. Капля Уберфюрера изогнулась и достигла профессора, зависла, рассматривая.

— Вот теперь, Проф, — сказал Убер. — Вы говорите дело. Всем проснуться! Кто первый читать стихи? — пауза. — Тогда это буду я. Итак: Редъярд Киплинг, «Гиены».

• Когда похоронный патруль уйдет
• и коршуны улетят
• Приходит о мертвых взять отчет
• мудрых гиен отряд.

• За что он умер и как он жил —
• это им все равно.
• Добраться до мяса, костей и жил
• им надо, пока темно.

Читал Уберфюрер негромко и сдержанно. Иван начинал видеть этих гиен, вереницей идущих через мёртвое поле. Люди лежали на нём в резиновых плащах и противогазах, почерневших от гари, вдалеке поднимался дым от огромной ядерной воронки.

• Война приготовила пир для них,
• где можно жрать без помех.
• Из всех беззащитных тварей земных
• мертвец — беззащитней всех.

• Козел бодает, воняет тля,
• ребенок дает пинки.
• Но бедный мертвый солдат короля
• не может поднять руки.

• Гиены вонзают клыки в песок
• и чавкают и рычат.
• И только солдатские башмаки
• навстречу Луне торчат.

• И вот он вышел на свет, солдат.
• Ни друзей, никого.
• И только гиеньи глаза глядят
• в пустые зрачки его.

• Гиены и трусов и храбрецов
• жуют без лишних затей.
• Но они не пятнают имен мертвецов,
• это — дело людей.^[1]

Когда Убер закончил, установилось молчание. Иван даже не сразу понял, где находится. Он всё ещё видел это поле, эти гиеньи глаза (хотя гиен он никогда их не видел, кажется) в темноте, в лунном свете.

Да, пятнать имена мертвецов — это чисто человеческое увлечение. Звери честнее.

Твари наверху честнее, чем Сазонов.

Всяко, подумал Иван.

* * *

— Помолимся, братие!

В темноте опять звучал этот голос. Да что такое?! Даже поспать не дают! Иван заерзал, перевернулся на другой бок, попытался натянуть куртку поплотнее. Блин, холод от пола собачий просто.

— Нет ада ни на земле, ни в небесах, — продолжал голос. — И нет рая. Осталось одно чистилище, где душам вечно скитаться, не зная покоя и радости. И называется оно: метро. Аминь.

— Аминь, — согласился хор.

— Грядет время, братья. Зверь всё ближе! Ближе! Ближе!

Какой к чертям зверь? — Иван понял, что темнота мешает ему сосредоточиться, перестать перескакивать с мысли на мысль. Соберись, велел он себе. Надо отсюда выбираться к чёртовой матери…

Но сил собраться не было.

Когда голоса на мгновение умолкли, он провалился в сон.

* * *

— Вы знаете, я вдруг понял… Щелчок, — профессор помедлил. — Он действительно сказал «щелчок»?

— Кто сказал? — Иван поднял голову, он сидел, прислонившись к решетке.

— Наш тюремщик. Игнат, кажется…

— Да, он сказал «щелчок» или ответить на щелчок — и что из этого? — вступил в разговор Уберфюрер.

— А то, что это означает… Он играл в ЧГК!

— Серьёзно? — удивление в голосе скинхеда. — Ваш коллега?

— Что такое «чэгэка»? — спросил Иван.

— «Что? Где? Когда?». Игра такая была, интеллектуальная. Это наш профессиональный жаргон. «Щелчок» — взятие вопроса влёт. Или когда версия «щёлкает» — то есть, очень красиво подходит к вопросу. Понимаете?

— Нет, — сказал Уберфюрер. — А, чёрт. Понимаю. И что дальше?

План составился совершенно фантастический. По словами Водяника, ЧГК — это невероятный драйв, приток адреналина. Фактически наркотик. Тот, кто когда-либо играл, этого никогда не забудет. Идея профессора состояла в том, чтобы снова подсадить тюремщика на этот наркотик, а потом попросить о помощи. В общем, раскрутить.

— Ну-ну, — сказал Уберфюрер, выслушав. — Фигня какая-то, я вам говорю. Давай, действуйте, а я посмотрю. Только ни фига у вас не выйдет.

---

1 Перевод К. Симонова.