Без единого свидетеля

Линли смотрел на нее — воплощение праведного гнева. Он полностью разделял ее чувства, но также и понимал, что нельзя позволить потоку информации, с таким трудом полившемуся из фокусника, иссякнуть. Единственным способом отделить ложь от правды было заставить его говорить дальше и как можно дольше, выискивая проколы, которые он обязательно совершит, — такова судьба всех лжецов.

— Вы же знаете правила, Хейверс, — сказал он. — Мы должны дать ему надежду.

— Знаю, знаю. — Она посмотрела на дверь, за которой сидел ненавистный Миншолл. — Но у меня от него мороз по коже. Он сидит там с Барти и придумывает, как оправдать совращение тринадцатилетних мальчишек, и мы с вами оба это понимаем. И что нам делать? Стоять здесь и тихо булькать негодованием?

— Да, — ответил Линли. — Потому что Барри Миншоллу очень скоро предстоит узнать: нельзя взобраться на елку, не исколовшись. Он не может утверждать, будто отказал Дейви Бентону на том основании, что тот слишком юн для любви, и в то же время рассказывать, как он предоставил мальчика убийце. Полагаю, именно это несоответствие он и пытается сейчас обговорить с мистером Барти.

— То есть вы верите, что МИМ существует? Что это не Миншолл убил Дейви Бентона и остальных?

Как и Хейверс минутой раньше, Линли направил взгляд на дверь комнаты для допросов.

— Думаю, это весьма вероятно, — ответил он. — Такая история объясняет один очень важный момент, Барбара.

— И что же за момент?

— Бентон — первый из убитых подростков, который никак не связан с «Колоссом».

Как всегда, Хейверс сразу уловила его мысль и развила ее дальше:

— Потому что убийце пришлось искать новую область поисков, после того как мы показались в районе Элефант-энд-Касл?

— Насколько мы можем судить, он весьма умен, — сказал Линли. — Как только мы добрались до «Колосса», он потерял возможность подбирать там жертв. А МИМ как замена «Колосса» подходит по всем статьям, Хейверс, потому что никто из членов организации не станет его подозревать, особенно Миншолл, который горит желанием взять новичка под крыло и подкладывать ему одного мальчика за другим, движимый, очевидно, верой в святость их дьявольского проекта.

— Нам нужно описание этого «двадцать один шестьдесят», — сказала Хейверс, кивком указывая на комнату для допросов.

— И не только, — дополнил Линли, как раз когда дверь открылась и Джеймс Барти пригласил их вернуться.

Миншолл допил воду и сосредоточился на уничтожении пластикового стаканчика. Он сказал, что хочет кое-что уточнить. Линли в ответ заявил о готовности выслушать все, что Миншолл пожелает сказать, и возобновил запись беседы на магнитофон. Хейверс села, громко скрипнув ножками стула по линолеуму.

— Мое первое знакомство с мужчиной произошло в кабинете педиатра, — тихо произнес Миншолл, опустив голову и уставившись — предположительно, потому что темные стекла очков не позволяли сказать точнее, — себе на руки, терзающие пластиковый стакан. — Он называл это осмотром моего «состояния». Я был ребенком, откуда мне было знать? Я верил, что щупанье между ногами действительно помогало врачу убедиться, что мое «состояние» не вызовет в дальнейшем сексуальных проблем вроде импотенции или преждевременной эякуляции. В конце концов он изнасиловал меня прямо в кабинете, но я никому об этом не рассказывал. Так я был напуган. — Миншолл поднял голову. — Ни одному мальчишке я бы не пожелал такого первого раза. Вы понимаете? Я хотел, чтобы это случалось как логичное следствие взаимной любви и чтобы на тот момент они были уже готовы. Чтобы они желали этого и понимали, что происходит и что это означает. Я хотел, чтобы для них это был позитивный опыт, вот я и подготавливал их.

— Как?

Линли сохранял ровную и спокойную интонацию, хотя на самом деле он готов был взвыть от негодования. Как же они поднаторели в приукрашивании своих действий! Педофилы живут в параллельном мире, не соприкасающемся с остальным человечеством, и ничто не может выбить их оттуда, столь прочно они укрепились за годы самооправданий и софистики.

— Говоря им правду, — ответил Барри Миншолл. — Тем, что я честно веду себя с ними.

Линли чувствовал, что Хейверс, находящаяся рядом с ним, борется с рвущимися наружу словами. Она делала записи с такой яростью, что ручка то и дело рвала бумагу.

— Я говорю с ними о сексуальных потребностях. Я объясняю, что их чувства и желания естественны, что им нечего стыдиться и нечего прятать. Я показываю, что необходимо показывать всем детям: сексуальность во всех ее проявлениях дана нам Богом, и нужно радоваться ей, а не скрывать. В мире до сих пор еще существуют племена, где дети проходят через сексуальную инициацию — это часть ритуала взросления — при помощи опытного взрослого, которому они доверяют. Это часть их культуры, и если мы сможем вырваться из оков нашего викторианского прошлого, то это станет и частью нашей культуры.