Я - судья. Божий дар

Татьяна Устинова, Павел Астахов

Я — судья. Божий дар

Судья принимает решение по закону на основании личного внутреннего убеждения.

На часах — восемь ноль пять. Значит, кофе пить уже некогда. И так опаздываю. Хотя, если повезет и на Таганке не будет пробки, может, я успею купить стаканчик эспрессо навынос в кафешке рядом с работой.

На ходу надевая плащ, я выскочила из квартиры.

На улице лило — уныло, по-осеннему основательно. В такую погоду сидеть бы под пледом, читать роман. Или камин топить. Или гулять вдвоем под зонтом от одной кофейни к другой. Желательно — в Париже.

Но о прогулках по кофейням с последующим чтением романов у камина и мечтать нечего. Равно как и о завтраке в постель. Завтрак в постель! Какое счастье, господи! Горячие булочки, масло, джем, целый кофейник крепкого кофе… Это могло бы примирить меня с действительностью даже в такую погоду. После булочек и кофе в постель я бы на работу шла, пожалуй, как на праздник. Э-эх…

Я вытащила ключи от машины, нажала кнопку сигнализации. Старенькая «Хонда» пискнула в ответ. Ну что ты будешь делать?! Похоже, кофе навынос мне сегодня не достанется. Выезд со стоянки перегородил здоровенный джип. Водителя в кабине не было.

Да что ж такое! Мало того, что я осталась без кофе, мало того, что погода — дрянь и я стою среди луж в белых замшевых сапогах, потому что черные — кожаные, непромокаемые, на шестидюймовых шпильках — надела Сашка, даже не спросила меня, просто ушла в них — и все. А теперь еще какой-то упырь раскорячился посреди подъездной дорожки ровно в тот момент, когда я опаздываю в первый же день на новую работу.

Вот ведь как хорошо в Париже! Бросил машину в неположенном месте, тебе — бац, штраф в четыреста евро, чтоб в следующий раз неповадно было. И еще там Елисейские Поля, которые меня всегда почему-то раздражают, — почему поля, когда это проспект?! — галантные загорелые мужчины, Эйфелева башня и Люксембургский сад.

Пару минут я разглядывала необитаемый джип. Если просто стоять под дождем и ждать, когда появится владелец машины, то на работу сегодня и вовсе можно не попасть.

Я похлопала джип по капоту. Если сработает сигнализация, владелец тут же объявится. Сигнализация не сработала.

Я хлопнула сильнее. Джип ожил, замигал всеми своими многочисленными фарами и взвыл, как корабельная сирена в тумане.

Из окон начали выглядывать жильцы.

Но спуститься к машине никто не спешил.

Джип повыл и умолк, погасив фары. На часах было двадцать минут девятого.

Сапоги промокли насквозь. Сашке голову оторвать мало.

Когда дочь была маленькой, я мечтала, как она вырастет. Ей будет тринадцать, мне — тридцать пять, я буду помогать ей выбирать платья, она — делиться со мной первыми любовными переживаниями. Почему-то казалось, что тринадцатилетняя дочь — одно сплошное счастье и удовольствие. Теперь выяснилось, что к этому счастью и удовольствию прилагаются школьные проблемы, тонны квадратных уравнений, которые приходится проверять (и как же я это ненавижу, кто бы знал), мои истерики, когда Сашки после одиннадцати нет дома и телефон у нее выключен, ее истерики, когда меня нет дома, а ей срочно нужны деньги на проездной, а также постоянные сражения за ванную, за зеркало, за куртку, свитер, сапоги… Моя тринадцатилетняя дочь не делится со мной любовными переживаниями. Зато мне приходится делиться с ней одежкой. Сказать честно, я была не готова к тому, что Сашка так быстро вырастет и по утрам будет убегать в школу в моих сапогах. Хоть под подушку их на ночь прячь, честное слово!

Ну ладно, черт с ними, с сапогами. Сегодня как-нибудь обойдусь. Приеду на работу — переобуюсь. В багажнике должны лежать черные туфли, помнится, я их забрала из ремонта, кинула в машину, а домой так и не отнесла. Как раз и пригодятся.

Однако до работы сперва надо доехать.

Я еще раз стукнула чужую машину — на сей раз по багажнику. Джип опять взвыл дурным голосом. Люди снова повысовывались из окон. На балконе третьего этажа появился мужик в красном шелковом халате и заорал, чтобы я не мешала людям спать, немедленно прекратила хулиганить и убиралась прочь, иначе он вызовет милицию. Свою прочувствованную речь нервный гражданин в халате обильно сдабривал идиоматическими выражениями.

— Я сама сейчас милицию вызову! — заорала я в ответ. — И присужу вам штраф до семи минимальных окладов или месяц исправительных работ за нанесение словесных оскорблений и поведение, нарушающее общественный покой!