Один день, одна ночь

И время, время!.. Песчинки все сыпались, Аннет потихоньку начала впадать в панику, и тут подвернулся Анатоль – худшее, что могло случиться в ее жизни!

Впрочем, отступать некуда, строго сказала она себе, усевшись подле этого «худшего» в ресторанном зале. Все эмоции потом, а сейчас дело.

Она умела собираться – научилась в балетном училище – и умела сосредоточиться на том, что в данную минуту считала «делом».

Аннет позволила распаленному коньячком и ожиданием Анатолю приобнять себя, сосредоточилась, мысленно повторила Петечкины указания и усердно принялась их выполнять.

И все на самом деле пошло не так!..

Сегодня

Мишаков дернул «молнию» на своей дерматиновой папке, ее, понятное дело, тут же заело, и капитан пробормотал себе под нос:

– ...твою мать!

– Что такое, молодой человек?!

Старуха хищно нацелилась на него, негодование взблескивало у нее на носу, дрожало в стеклышках старомодных очочков в золотой оправе.

...Как-то они называются? Капитан знал, но позабыл слово.

Он решил, что должен сам расспросить соседку – вдумчиво и обстоятельно, как учил в Школе милиции следователь Петрушин! Павлуша – лейтенант – пошел по другим квартирам, а Мишаков, вздыхая и вытирая влажный лоб, потащился на второй этаж. Не стоило столько кофе пить, да еще с водой! Теперь за день семь потов сойдет, как в бане.

Соседка открыла моментально, как будто стояла под дверью и ждала, когда он позвонит, а может, и впрямь стояла, и провела – «Обувь, обувь снимайте, молодой человек!» – капитана на кухню, длинную, узкую и словно закопченную. Со всех сторон их окружали пыльные полки с посудой, засунутой друг на друга, – чашки почему-то стояли в железных мисках, а сверху на тарелки пристроены разномастные кастрюли, на плите – подгоревший студенческий чайник с пластмассовым черным свистком.

Мишаков опять утерся – жарко, сил нет, а тут еще чайник этот!.. – и пристроился на табуретку с резиновыми нахлобучками на шатких выворачивающихся ногах. Черными следами этих нахлобучек был зашаркан линолеум, видимо когда-то светлый, веселый.

– Софья Захаровна, вы подъезд на ночь всегда запираете?

– Всегда, молодой человек! С тех самых пор, как началось это безобразие.

– Какое безобразие? – не понял Мишаков.

– А что, по-вашему, это не безобразие?! – Старуха раздула ноздри, смахнула с носа очки и показала ими на окно.

Капитан посмотрел и безобразия там никакого не обнаружил, а обнаружил, наоборот, лето, теплынь, уютную тесноту тихого центра. Вот, к примеру, у него в Бутове Южном...

– Я вас спрашиваю?! До чего дошло – в приличном доме труп! Да разве это могло случиться хоть тридцать лет назад?! Как мы жили, боже мой, как хорошо мы жили при советской власти! И никто не ценил! Какие праздники были, демонстрации, а к празднику заказы! Какой был порядок! Чистота вокруг, никаких тебе разбойников, никаких убийств!.. Приезжих никаких! С каждого прописку требовали, и они знали, зна-али, что без прописки в два счета – вон, за сто первый километр! А сейчас все распустились, разболтались, кругом грабеж и разбой! Я с тридцать пятого года в этом доме живу, тут родилась и...

– Грабежи и разбои, выходит, часто в подъезде случаются?

– Типун вам на язык, что такое вы говорите?!

– Замок давно поставили, говорю?

Старуха моргнула, пошевелила губами, как будто не сразу сообразила, о чем он спрашивает.

– Замок... Я не помню точно, кажется, в прошлом году. А может, в позапрошлом. Мария Поливанова купила и поставила за свои деньги. Она же у нас богатая! После того как от входной двери коврик утащили, сразу и купила. Хотя на собрании жильцов...

– И запираете всегда строго в одиннадцать часов?

– А я им говорила, что не дворник я и не прислуга! – Старуха приободрилась, нащупав прежний величественно-разгневанный тон. – И вообще в порядочных домах должна быть дежурная, а меня к этим делам не привлекайте! Но они все в один голос – вы всегда по вечерам дома, Софья Захаровна, нам больше положиться не на кого, Софья Захаровна, сделайте одолжение, Софья...

– Они – это кто?

– Как – кто?! Жильцы! Из нашего подъезда! Они все деловые, занятые, все господа, а мне-то делать нечего, только дверь запирать за ними! А мой отец, между прочим...

– Вы на лифте спускались? Ничего подозрительного или странного не заметили?

– Еще не хватает, молодой человек, чтобы у нас в подъезде...

– То есть не заметили?

Старуха махнула рукой.