Crysis. Легион

И что я вижу? Голубенькое такое небо, облачка на нем пушистые, курчавые. А надо мной — кулак с автобус, готовый опуститься и расплющить в фарш.

Сперва я подумал про Зеленого Великана, потом — про Халка. Затем в мои мысли приплыла статуя Свободы. Когда наконец смог присмотреться и мир сделался четким, третье оказалось первым — именно статуя Свободы. Здоровенная, лишенная тела рука лежала посреди превратившейся в реку улицы, бодро сжимая факел свободы, или какую уж там хрень эта зеленая елда должна символизировать. Увы, творцы подобных истуканов редко страдают чувством юмора.

Да, кстати, поблизости стреляют — как же без этого?

На этот раз свои — регулярная армия, никакой жучьей брони, обычный камуфляж. Банда своих в доску корешей мочит цефов, те лупят в ответ. Склизкие гады вовсе не кажутся утопленниками, но, вижу, жидкий пентагоновский сюрприз их слегка озадачил. Вялые какие-то, наша пехтура их гасит без особых проблем.

Приятно такое увидеть, очнувшись, — хотя я покамест чужой на празднике жизни, Н-2 еще перезагружается заодно с моими мозгами. Честное слово, Роджер, — эта штука так часто и страшно зависает, можно подумать, Майкрософт ей операционку писал. Когда я наконец могу не просто валяться и дергаться, на поле боя двигаются только родные хордовые. Но тут мне награда — лучшее зрелище за весь гребаный день! Я вижу, кто ко мне подходит и помогает встать на ноги.

— Алькатрас, нехилый ты надыбал костюмчик! Шопился на Пятой авеню без меня?

Чино, воскресший из мертвых! Я ж думал, он вместе с «меч-рыбой» отправился на дно, думал, гниет паря на дне Гудзона. Если б не боялся раздавить все кости всмятку, обнял бы паршивца крепко-крепко.

— Ты ж меня не забыл, а, кореш? — спрашивает Чино с подозрением, — Голд сказал, тебе говорилку потрепали, но про побитости в мозгах ничего не рассказывал.

Нагибается, щурится, силясь разглядеть что-ни- будь за лицевым щитком, но видит только свое отражение.

— Эй, кореш, что с тобой приключилось?

Чино прибился к разномастному случайному сборищу морпехов, десантуры и регулярных войскостатку многих частей, брошенных в манхэттенское пекло. Собрал выживших воедино и сделал их полноценным боевым соединением полковник Барклай.

— Я с ним уже послужил, крепкий парень, — сообщил Чино. — Если кто и способен выдернуть козырь из кучи здешнего дерьма, так это он.

Штаб у полковника на Центральном вокзале — место достаточно высокое, далеко от воды. Команда его отбивает цефов, пока разворачиваются эвакуаторы.

Барклай, хм… Я слышал это имя в сотне метров под поверхностью Атлантики, в те невинные дни, когда мы считали модифицированный вирус Эбола или грязный ядерный заряд верхом ужаса, когда полагали себя хозяевами всего сотворенного мира, такими крутыми засранцами, что нарывались на драку друг с другом — больше никто нам в подметки не годился. Я слышал это имя сотню лет назад, когда еще думал, что смерть и жизнь — вещи разные и отдельные.

И вот я слышу это имя снова.

Ага, есть еще организация, есть друзья-хордовые, твердо знающие, на чьей они стороне. Есть командир, которому нужно докладывать, от кого получать приказы. Его имя — Барклай, рядом со мной — его люди, и они пришли забрать меня домой.

А пока великая противовирусная атака Джейкоба Харгрива застопорилась, делать мне нечего. Потому ноги в руки — и айда на праздник. Конечно, я уже растерял почти все, чем раньше запаковался, но у Чино с командой барахла вдосталь. Я вооружаюсь, заряжаюсь и по пути к начальству помогаю сдерживать траханых головоногих.

Ох, Роджер, ужели твои боссы не размыслили, что сотворили?

Улиц не осталось — реки. Половина первых этажей еще под водой. Авеню раскололись посередине, под фундаментами образовалась трясина, просели и развалились целые кварталы. Из расщелин то тут, то там торчит цефовская машинерия — она повсюду под городом, протянулась, будто канализационная сеть. Мы идем по кромке пропастей и видим внизу уличные фонари и безлистные кроны деревьев, больше похожие на корни, а не на кроны. Дома за парком — сплошь стеллаж для писем, ряды за рядами дыр, пусто глядящих на нас. Выше пятого-шестого этажа — сухо. Ниже — подтекает вовсю, с верхних этажей ручейки, с нижних, только что вынырнувших, — целые каскады. Живописно, чего уж там: зрелище бесчисленных водопадов, ревущих, журчащих, звенящих, наполняющих воздух сверкающей под солнцем водяной пылью. Волна цефам ничего не сделала — но зато вычистила руины до блеска. Куда ни погляжу — радуги. Представляешь, Роджер, — радуги! Даже природа уборке радуется.