Пять поросят

— Да, причем она не стеснялась всем об этом рассказывать. Вечная мученица! Бедняга Эмиас! Его семейная жизнь была сплошным адом — или, скорей, была бы адом, не будь он человеком необычным. Его талант служил ему защитой. Когда он писал, все становилось ему безразличным, он забывал про Кэролайн, про ее придирки, про их ссоры и размолвки, а им не было конца, как вам известно. Не проходило и недели, чтобы не случалось очередного скандала. Ей эти распри доставляли удовольствие. Поднимали настроение, что ли. Давали выход чувствам. Она выкрикивала все обидные слова и оскорбления, что приходили ей на ум, а потом мурлыкала от удовольствия, как гладкая, откормленная кошка. Ему же подобные скандалы обходились дорого. Он жаждал мира, тишины, покоя. Такому человеку, как он, вообще не следовало жениться — он не был создан для семейного очага. У мужчины вроде Крейла могут быть связи, но не семейные узы. Они сковывают его индивидуальность.

— Он вам об этом говорил?

— Он знал, что я его верный друг. И понимал, что я сам все вижу. Он не жаловался. Не таким он был человеком. Порой у него вырывалось: «Будь они прокляты, эти женщины!» Или: «Никогда не женись, старина. Успеешь побывать в аду после смерти».

— Вы знали про его увлечение мисс Грир?

— О да, по крайней мере я видел, как это началось. Он сказал мне, что познакомился с изумительной девушкой. Она совсем не такая, сказал он, каких ему довелось знать прежде. Правда, я не придал большого значения его словам. Эмиас вечно встречал «необыкновенных женщин». Но обычно уже через месяц он смотрел на вас непонимающими глазами и не мог вспомнить, о ком идет речь. Но Эльза Грир действительно была не похожа на других. Я понял это, когда приехал в Олдербери. Она его заарканила, поймала раз и навсегда. Бедняга плясал под ее дудку.

— Вам Эльза Грир тоже не нравилась?

— Не нравилась. Она явно была из хищниц. Она хотела, чтобы Крейл принадлежал ей и душой, и телом. И тем не менее я считаю, она подходила ему больше, чем Кэролайн. Будь она за ним замужем, она бы предоставила ему свободу. Или он бы ей надоел, и она быстро нашла бы кого-нибудь другого. Освободиться от всяких связей с женщинами было бы Эмиасу только на пользу.

— Но он, по-видимому, к этому не стремился?

— Этот глупец вечно впутывался в интрижки, — вздохнул Филип Блейк. — Но в действительности женщины мало что значили в его жизни. Только две оставили в ней след — это Кэролайн и Эльза.

— А ребенка он любил? — спросил Пуаро.

— Анджелу? Мы все любили Анджелу. Отличная девочка! Не капризная, любила всякие проделки. Несчастная женщина была эта ее гувернантка. Эмиас тоже очень любил Анджелу, но порой она позволяла себе слишком многое, и тогда он жутко на нее злился. Тогда вмешивалась Кэролайн, всегда принимая сторону Анджелы, чем окончательно выводила Эмиаса из себя. Он терпеть не мог, когда они выступали против него единым фронтом. В доме вообще было чересчур много ревности. Эмиас ревновал к тому, что у Кэро Анджела обычно была на первом месте и ради нее она была готова на все. А Анджела ревновала Кэро к Эмиасу и бунтовала против его властных манер. Это он принял решение отправить ее осенью в школу, и она была в ярости. Не из-за того, что ей не хотелось ехать в школу, по-моему, она была вовсе не против школы, ее разозлило, что Эмиас решил все сам, даже не поговорив предварительно с ней. И она всячески старалась ему отомстить. Однажды она сунула ему в постель с десяток слизняков. А вообще-то я считаю, Эмиас был прав. Пора ей было узнать, что такое дисциплина. Мисс Уильямс была превосходной гувернанткой, но даже она признавалась, что не в силах справиться с Анджелой. Он умолк.

— Когда я спросил, любил ли Эмиас ребенка, — сказал Пуаро, — я имел в виду его собственную дочь.

— А, вы говорили про малышку Карлу? Она тоже была всеобщей любимицей. И Эмиас, когда был в настроении, с удовольствием с ней возился. Но его привязанность к девочке ни в коем случае не помешала бы ему жениться на Эльзе, если вы об этом меня спрашиваете. Такого чувства к дочери он не испытывал.

— А Кэролайн Крейл была очень привязана к ребенку?

Что-то вроде судороги исказило лицо Филипа.

— Не могу сказать, что она была плохой матерью. Нет, не могу. Единственное…

— Да, мистер Блейк?

— Единственное, что вызывает у меня чувство боли во всей этой истории, — с горечью отозвался Филип, — это мысль о ребенке. При каких трагических обстоятельствах началась, по существу, ее жизнь! Ее отправили за границу к двоюродной сестре Эмиаса. Я надеюсь, очень надеюсь, что ей и ее мужу удалось утаить от ребенка правду.