46  

– Скажите, как по-вашему, Рейнольдс не зря опасался следствия? – спросила баронесса. – Полицейским удалось что-нибудь обнаружить?

– Не знаю, – беспомощно ответила Ева. – Они говорили между собой по-немецки, а с нами на приличном французском, но с акцентом. Правда, меня и Шарля почти не допрашивали, потому что, когда все случилось, мы находились у себя в каюте. Но я бы не удивилась, если бы тот немецкий следователь что-то нашел. Он был… ну… очень дотошный.

– Вы присутствовали на похоронах?

– Да. Все еще стояла жара, несколько человек упало в обморок, но я держалась. Я… – Монахиня вздохнула, снова помолчала, но потом решилась: – Я хотела видеть лицо Рейнольдса. Он тоже упал в обморок, когда Жинетту отпевали в маленькой часовне на Пер-Лашез. Гроб везли из дома – Жозеф хотел, чтобы она последний раз побывала у себя… по крайней мере, сказал так. У нее было три собачки, к которым она была очень привязана, и они скулили не переставая… Тогда же, дома, Рейнольдс положил в гроб мешочек с любимыми украшениями жены и свой портрет. Из-за этих украшений потом в склеп забрались воры… Гнусная история!

– Потом одна из газет обвинила мужа актрисы в убийстве, – напомнила Амалия. – Был суд по делу о клевете, но вы на него не явились…

– Да, не хотела участвовать в этом фарсе, – с раздражением пояснила Ева. – Я придумала себе гастроли за границей, в Бельгии, и сбежала. Потом, когда меня приглашали на какие-то вечера, я всегда запрашивала список гостей, и если Рейнольдс в нем значился, не ходила туда. Впрочем, он быстро утешился – нашел актрису, которая внешне была почти копией Жинетты, но этакой тяжеловесной, классической копией. Без ее живости, без озорства, без обаяния. Ей он завещал все свои деньги. А умер внезапно в 1914-м. Куча народу и три безутешных вдовы пытались оспорить завещание. Но куда там! Они ничего не получили. Впрочем, им все равно было лучше, чем Жинетте. Знаете, при жизни она была предметом восхищения, о ней писали только в приподнятом тоне, а потом… Потом она уже стала только «бедняжка Лантельм», а вскоре о ней и вовсе забыли.

– Но не вы, – усмехнулась едва заметно баронесса.

– Нет, не я. Только сегодня снова видела ее во сне. Поэтому ваш приход меня не удивил. Я… я молюсь за нее, за ее бедную душу. Это все, что я могу сделать для нее теперь.

– Можно еще вопрос? Вы вправе не отвечать, если хотите…

Ева вскинула на нее свои большие черные глаза.

– Почему вы ушли в монастырь?

– Это не имеет никакого отношения к вашему расследованию, – устало ответила бывшая актриса. – Никакого.

– Тогда тем более ответьте. – Амалия закрыла блокнот и внимательно посмотрела на собеседницу. – Или вы думаете, что я не пойму?

– Не знаю… – растерянно обронила Ева. – Просто… просто мне нелегко об этом говорить. Когда я думаю, какой грешницей была и кем стала…

И, едва она произнесла последние слова, ей почудилось, что монастырь, гора, дерево, скамейка и даже баронесса Корф с ее пытливым взглядом – все куда-то исчезло. Была только Ева в пальто, отороченном мехом, с муфтой в руках, ее машина и ее шофер.

Глава 6

Март 1918-го

– Мартен!

Шофер, кряжистый мужчина лет сорока с пышными усами, в фуражке и черной униформе, только что вышел из машины, чтобы посмотреть, почему они застряли на набережной. Он вернулся на место с озадаченным видом.

– Что там, Мартен? – спросила Ева.

– Похоже, что-то с мотором, мадемуазель Ларжильер, – ответил шофер.

– О! – сердито вырвалось у Евы. – Ну так чините!

Она отвернулась и стала смотреть в окно. Мимо лениво ползли, объезжая их машину, редкие автомобили. Подошел полицейский, осведомился у шофера о причине, по которой они тут стоят. Услышав, кому принадлежит машина, ажан уважительно посмотрел в сторону хозяйки. (Ева все видела, делая вид, что ничего не замечает.) Прошло еще несколько минут.

– Мы поедем или нет? – недовольно спросила Ева, когда шофер вернулся и стал что-то искать в ящике с инструментами.

– Я пытался все исправить, но мне не хватает одного инструмента, – ответил Мартен, словно оправдываясь. – Сейчас, когда война, вообще ничего купить невозможно.

Ева мрачно посмотрела на него и стала выбираться из машины. Шофер, спохватившись, придержал дверцу.

Зеленая Сена лениво текла мимо, впереди мешался с голубыми сумерками темный силуэт статуи короля Генриха. Ева в нетерпении сделала несколько шагов, не зная еще, что делать и к кому обратиться за помощью. И тут заметила медленно ехавшую черную машину, в окне которой мелькнуло знакомое лицо.

  46  
×
×