Золотая всадница

Полно, да царство ли?

– Вы ищете для себя дом, сударыня? – почтительно спросила ключница.

– Да, – ответила моя героиня, – мне нужен особняк с парком, и чтобы конюшни были в порядке, потому что я собираюсь много ездить верхом.

Ключница приободрилась: судя по всему, у дамы водились деньги. Те, кто раньше приходили осматривать замок, так и уходили ни с чем.

– У нас хорошие конюшни, сударыня, просторные. Если хотите, я вас провожу.

Амалия вздохнула.

– Перед замком я заметила фонтан, он что, не работает?

– Нет, сударыня.

Стало быть, фонтан тоже придется чинить. Амалия спросила адрес графа Верчелли, уточнила, какое жалованье получают привратник, ключница и остальные слуги, и задумалась. По всему выходило, что ее авантюра влетит Российской империи в копеечку. А что, если ее план провалится?

– А по соседству кто живет? – спросила она наконец.

Ключница, немного подивившись вопросу, ответила, что можно сказать, никто, потому что парк, мягко говоря, не маленький. Впрочем, они часто видят князя Михаила, он тоже любит верховую езду и по утрам обыкновенно скачет мимо.

Когда Амалия встала с кресла, она уже решила про себя, что постарается во что бы то ни стало заполучить Тиволи. Оставался сущий пустяк – договориться с графом Верчелли.

Сенатор был в этот день совершенно свободен, потому что очередное заседание сената должно было состояться только через неделю, и старый брюзга не знал, куда себя деть. Единственным его развлечением оставались письма родственников, живших в Италии, но так как послания их содержали только просьбы о деньгах в той или иной форме, граф ждал прилива желчи (который он обыкновенно именовал вдохновением), чтобы ответить своим нежно любимым родичам в достойной форме, оставив их с носом.

Можно понять, как обрадовался Верчелли, когда слуга доложил, что его спрашивает баронесса Корф. По мысли графа, российская шпионка явилась, чтобы так или иначе перетянуть его на свою сторону, и Верчелли с интересом приготовился наблюдать за тем, как его попытаются, выражаясь языком короля Стефана, «взять на абордаж».

Однако оказалось, что Амалия явилась к нему совершенно по другому делу, потому что ей понравился дом в старой части Любляны, которым владел граф. Верчелли отлично помнил это здание, унылое и темное, которое раньше принадлежало какому-то монастырю и было примечательно разве что остатками старинной росписи на потолке и стенах. Тем не менее он напустил на себя важный вид и объявил, что дом либо продается, либо сдается внаем, но не на месяц, как хотела бы госпожа баронесса, а минимум на полгода, ибо у почтенного графа не гостиница и он не привык заниматься пустяками.

– Полгода? – изумилась Амалия. – Сударь, мне нужно приличное жилье на месяц… может быть, на два, но не более!

При мысли, что эта вертихвостка рассчитывает за столь короткий срок окрутить монарха и выбить из него то, что нужно пославшим ее русским, Верчелли почувствовал сердцебиение и решил, что просто так баронессе этого не спустит. Он был сердит хотя бы уже потому, что его явно не принимали всерьез – настолько, что даже не пытались завлечь.

– Так уж и быть, сударыня, – молвил он со вздохом, – исключительно из уважения к вам я готов поступиться своими принципами и сдать вам дом на четыре месяца… но не меньше!

– Четыре месяца – тоже многовато, – заметила Амалия. – Позвольте узнать, господин граф, во сколько вы оцениваете месяц пребывания в этом замечательном доме?

Господин граф помялся и озвучил цифру, на которую в Париже можно было преспокойно снять всю авеню Ош с Триумфальной аркой в придачу. Амалия (которая, впрочем, не ожидала ничего иного) сделала большие глаза.

– Если уж вы платите по триста золотых за вышивку, названная мной сумма и подавно будет вам по карману, – объявил жестокосердный граф.

– То была королевская вышивка, – рассудительно возразила Амалия, – а это всего лишь дом. Может быть, вы согласитесь снизить цену?

– Сударыня, я бы с радостью, но… как можно? Изумительный дворец, в котором жил сам Наполеон… даже как-то обидно, честное слово!

– Наполеон никогда не был в Любляне.

– Ну, если бы он здесь оказался, он бы остановился именно у меня!

Надо признать, что скаредность подсказывала старому графу самые неожиданные доводы; однако по лицу Амалии он видел, что они ничуть на нее не действуют.