110  

Попугай в клетке встрепенулся.

– Карамболь! – хрипло рявкнул он. – Дерржись!

– На жизнь не хватает... – вздохнул старик. – А тут еще птица эта... прожорливая до страсти... Только и делает целый день, что ест.

– Сказать, конечно, я ему могу, – отозвалась Амалия, – но ходят слухи, что господин Верещагин прижимист до неприличия. Поэтому мы сделаем проще. – Она достала из кошелька трехрублевку и положила ее на кипу газет. Игнат Максимович сглотнул слюну. – Итак?

– Мария Петровна Киселева, – напомнил я. – Та самая, которая удачно вышла замуж в Тверской губернии. Кажется, она была певичкой...

Старик вздохнул.

– Киселева, Киселева... Знал я нескольких Киселевых, которые подвизались на сцене в разном качестве. Был Киселев, дай бог памяти, Дмитрий, jeune premier[61], он теперь станционный буфетчик... Потом Марья Егоровна Киселева, которая вышла замуж за какого-то поручика... Он еще ее из ревности чуть не ухлопал потом... целая история была... – Колокольников пожевал губами, припоминая. – Потом был Алешка Киселев... ну тот помер лет десять назад от белой горячки... Настасья Киселева, она в Орле мелочную лавку держит... Ну и ваша Марья Петровна, наконец... Бывала она пару раз в столице, в Москву тоже заезжала... Голоса у нее особого не было, зато ноги она умела показывать. Тоже талант, не отнимешь... Киселев, первый ее муж, был антрепренер, он через два года после свадьбы от чахотки умер. А собственная фамилия ее была Шумилина... нет, Шумихина... Ну да, Марья Петровна Шумихина.

– Как?! – болезненно вскрикнул я. – Шумихина?

А ларчик просто открывался, сказал бы наш брандмейстер... Марья Петровна! Хозяйка «Уголка для проезжающих», румяная вдова... та самая, к которой неровно дышал Ряжский, та самая, которая, по его словам, не хотела идти на свадьбу Елены под предлогом неотложных дел... Боже мой!

– Клянусь подагрой! – прокричал попугай, топорща жидкие перья. – Драма! Невыносимо!

– Что с вами, вам нехорошо? – участливо осведомился старик.

В глазах у меня и впрямь потемнело, но – от злости... Я рванул воротник.

– И она потом вышла замуж в Тверской губернии? – допытывалась Амалия. – Вы уверены?

– Сударыня! – с чувством сказал Колокольников, разводя руками. – Конечно, она и была... Искала себе, так сказать, тихую гавань... ну, вы понимаете...

Амалия откинулась на спинку стула. Я видел, что она хотела многое сказать, но не стала. Она залезла в кошелек и вынула из него еще одну трехрублевку.

– Вот... Купите ему корма... – И баронесса мотнула головой, указывая на попугая. – Простите, Игнат Максимович, нам надо идти.

– А зачем она вам понадобилась? – полюбопытствовал Колокольников, провожая нас до двери. – Певичка она была так себе, актриса – тоже... Али натворила чего?

– Много чего, – уклончиво ответил я, не желая вдаваться в подробности.

В тот же день мы уехали обратно в N. С вокзала я дал телеграмму Ряжскому, чтобы он немедленно задержал Марью Петровну Шумихину и не отпускал ее до нашего появления.

* * *

– Все ясно, – твердил я, когда мы ехали на извозчике с глуховской станции в N, – теперь все ясно... Марья Петровна все же сумела получить небольшую часть наследства мужа. Она перебралась в N и на полученные деньги открыла гостиницу. Вероятно, тогда она еще не помышляла о мести, но судьбе было угодно, чтобы женщина, убившая ее ребенка, купила имение по соседству... Аннушка, душегубка, как ее называла родная тетка, была богата, счастлива, выдавала замуж дочь, и не похоже было на то, что призрак убитого маленького мальчика тревожит ее сны... И тогда Марья Петровна решила отомстить, ей было невыносимо глядеть на торжество убийцы. Сначала она убила двух собак, что сошло ей с рук, более того – никто на нее даже не подумал. Потом, улучив момент, разделалась с Еленой... нарочно так рассчитала день ее гибели, чтобы родителям было больнее всего... А потом наступил черед Головинского, о котором все знали, даже священник отец Степан, что он любовник хозяйки усадьбы. Может быть, ничего бы не произошло, если бы Анна Львовна с семьей не приехала сюда... Ведь мачеха не искала с ней встречи, все началось уже после того, как Веневитиновы перебрались в Старово. А после убийства Головинского, не удержавшись, Марья Петровна оставила знак, который должен был указать Анне Львовне, за что ее казнят. И та поняла, что именно означает перо... Очень хорошо поняла! Но не могла ничего рассказать полиции, потому что иначе ей пришлось бы упомянуть об убийстве, которое совершила она сама.


  110  
×
×