Когда- то Ник Армстронг жестоко обошелся с шестнадцатилетней Барби,...
– Какой еще отец?
– Отец ребенка, конечно!
Я в остолбенении уставился на баронессу.
– Амалия... Но ведь он давно умер!
– Марсильяк, иногда вы меня просто бесите своей непонятливостью, – уже сердито сказала моя собеседница. – Кто вам сказал, что Лев Сергеевич Маркелов обязательно должен быть отцом ребенка?
– Но... но... – Я искал слова и не находил.
– В конце концов, кем была Киселева? Артисткой! Сами знаете, какие в той среде нравы... Предположим, у нее был любовник, она забеременела... И тут подвернулся болван Маркелов со своей навязчивой идеей иметь наследника. Вспомните, что нам сказал священник... Где были роды? В Твери! По правде говоря, я не удивлюсь, если любовник в тот момент находился где-то поблизости... А в усадьбе было бы гораздо труднее объяснить присутствие постороннего человека.
– Значит, вы думаете, – медленно проговорил я, – что убийца не мать, а отец?
– Ну да! Тогда бы объяснялся разрыв во времени, который меня беспокоит, – отозвалась Амалия. – Столько лет прошло... Почему? Почему было не отомстить сразу же, скажу еще грубее – не избавиться от Аннушки немедленно, и отомстив, и убрав одновременно претендентку на наследство? Вот как вы это понимаете?
– А вы?
Амалия пожала плечами:
– Если у Петруши был другой отец, то он вряд ли был богат. Что, если ему пришлось куда-то уехать зарабатывать деньги? А Лев Сергеевич Маркелов был не слишком молод... Может быть, Марья Петровна рассчитывала, что овдовеет и соединится со своим любовником? Но он вернулся слишком поздно. Не знаю...
– А может, он вообще не знал о ребенке? И только недавно случайно узнал? – вдохновенно предположил я. – Повстречал Марью Петровну, ведь у нее гостиница, там останавливаются разные люди...
Амалия кивнула.
– Вот-вот... Думаю, вы правы. Наверное, так оно и было...
Она повернулась, собравшись уходить, но внезапно ее внимание привлек какой-то предмет, лежащий под вьюнками у надгробия. Амалия осторожно отвела вьюнок носком туфли.
– Марсильяк...
Но я уже наклонился и подобрал... головку совершенно увядшей розы.
– Значит, никто не приходил? – холодно спросила Амалия. Однако ее взгляд прожигал Никодима насквозь.
Бедный сторож даже немного попятился.
– Чудно! Но вы же того... спрашивали о господах... а та, которая сюда приходила, она женщина была... Богом клянусь...
Я схватил его за воротник.
– Женщина? Что за женщина, какая она из себя? Отвечай!
– Ваше... ваше благородие... – сипел сторож, – как перед богом... Еще зимой было... вьюга... все могилы замело... но я ей показал... она мне целковый дала... она розу и принесла...
Амалия извлекла из кошелька рубль.
– Приметы, приметы говори! – нетерпеливо выкрикнул я. – Какие у нее глаза, волосы? Сколько ей лет?
– Ваше... вашество... – Никодим сипел и с надеждой косился на рубль. – Да не знаю я, сколько ей лет! Лицо того... не слишком старое, а волосы вроде как совсем седые... Одета хорошо, но не барыня, сразу видать...
Я поглядел на Амалию. Она кивнула мне, и я отпустил сторожа.
– Держи, – сказала баронесса, отдавая ему рубль, – ты его заработал. Скорее, Марсильяк! Мы должны успеть... Во что бы то ни стало!
ГЛАВА XLVII
Ус-петь... Ус-петь... Ус-петь – отстукивает вагон на стыках рельсов. Курьерский поезд летит на всех парах. Опять курьерский... И снова, как и в прошлый раз, мы пытаемся на нем догнать судьбу...
– Ничего не понимаю, – говорю я Амалии, которая рассматривает снимки в альбоме Марьи Петровны.
– А я, кажется, понимаю, – говорит она и протягивает мне один из снимков. – Узнаете?
Три молодые женщины с муфтами. Натянутые – специально для фотографа – улыбки.
– Да, – говорю я, – это она.
Ус-петь... ус-петь...
– Если бы мы знали, где они живут, – замечаю я, – могли бы предупредить их... дать телеграмму...
Амалия морщится:
– Я дала телеграмму Зимородкову. Он узнает, где они живут, и постарается принять меры.
Меня очень занимает Зимородков, которого Амалия называет просто по фамилии и который является моим будущим начальником. У меня возникает впечатление, что они давно знакомы, но сейчас не время для неуместного любопытства[62].
– Вы хорошо его знаете? – не выдерживаю я.
– Кого? Сашу? Да, пожалуй, хорошо... Когда-то мы были с ним замешаны в... в одном деле...
Что за дело, баронесса говорить не хочет, а я и не настаиваю. Сам Зимородков, впрочем, встречает нас на вок– зале. Он высокий брюнет с угрюмо-застенчивым лицом и шрамом над верхней губой. Амалия представляет нас друг другу, и мы обмениваемся рукопожатием.