Чтобы помочь своему другу, нуждавшемуся в деньгах, Эмма Робартс,...
Амалия пристально поглядела на него. Верхняя ее губа задралась, обнажив зубы, а лицо сделалось таким злым, что в то мгновение, пожалуй, уже никто не смог бы назвать ее красивой.
– Что ж, играем, – проронила она со смешком и села за стол.
– Не угодно ли вам выбрать колоду? – спросил Рубинштейн, занимая место напротив нее.
– Выберите вы, Аполлинарий Евграфович, – бросила мне баронесса.
Я поглядел Акробату в лицо и взял самую нижнюю колоду с подноса. Где-то рядом – то ли в коридоре, то ли в соседней комнате – зазвенел чей-то пьяный смех, но он вскоре оборвался. Акробат поставил поднос на столик в углу и встал возле дверей. Лиу, скрестив руки на груди, прислонилась к стене. Рубинштейн с треском вскрыл колоду и задал следующий вопрос, стараясь казаться беспечным:
– Итак, во что играем?
– А во что вы предлагаете? – подняла брови баронесса.
Акробат ухмыльнулся и принялся смотреть в окно. Лиу шевельнулась, достала веер и стала им обмахиваться.
– Да, я же забыл, – проговорил игрок. – Вы ведь человек не азартный... насколько мне известно.
– Верно, – согласилась баронесса, косясь на сейф, в котором лежали заветные чертежи.
И тут я вспомнил – вернее, не то чтобы вспомнил, а сообразил... Я видел чертежи минуту, не больше, но ведь я должен был... должен был сразу же понять, что это значило! Я подался вперед. В горле у меня пересохло.
– Амалия Константиновна... – нервно прошептал я.
– Вы не играете, – сразу же осадила меня Лиу. Взгляд ее все время перебегал с меня на молодую женщину за столом.
Я облизнул губы. Акробат бросил на меня скучающий взгляд и отвернулся.
– Вы хотите что-то сказать? – вежливо осведомился Рубинштейн, не переставая тасовать карты.
– Нет, – быстро ответил я.
Рубинштейн обернулся к баронессе.
– Странно, что вы не любите карт, – сказал он. – По крайней мере, я имел удовольствие встречаться за карточным столом с одним из ваших родственников... с вашим дядей Станиславом.
– В самом деле? – усмехнулась Амалия. – Да, дядя обожает карты. А я – нет.
Показалось ли мне или колода на мгновение замерла в тонких пальцах Рубинштейна?
– И как поживает ваш дядя Станислав? – спросил он. – Я слышал, его жена серьезно больна.
– Благодарю вас, ей гораздо лучше, – вежливо ответила Амалия.
– В самом деле? – Рубинштейн улыбнулся широкой, по-мальчишески озорной улыбкой. – Поразительно!
– Что именно вы находите поразительным? – осведомилась Амалия тоном великосветской дамы.
– Все, – ответил Рубинштейн. – И Станислава, и жену. Видите ли, – голос его зазвучал неприязненно, почти угрожающе, – у баронессы Корф есть дядя, но вовсе не Станислав, а Казимир. Кроме того, он терпеть не может семейную жизнь и никогда не был женат. – Рубинштейн положил карты и поднялся с места. – Вы не баронесса Корф, раз не знаете таких простейших вещей. Нет, вы не Амалия Корф, хоть и пытались выдать себя за нее... Кто же вы, сударыня?
Не думаю, что он получил бы ответ на свой вопрос. Миг – и та, кого я всегда считал баронессой Корф из Особой службы, распрямилась с миниатюрным револьвером в руках, которого я никогда у нее не видел. Но прежде, чем она успела выстрелить, Лиу подскочила к ней сзади и, закрыв веер, звенья которого неожиданно сложились в острый нож, что есть силы вонзила его самозванке в шею.
ГЛАВА XXXVIII
Я никогда не думал, что кровь может хлынуть фонтаном, что такое только сплошь и рядом происходит в уголовных романах, – однако теперь своими глазами убедился, что подобное и впрямь возможно. Должно быть, Лиу попала жертве прямиком в сонную артерию – струя забила с такой силой, что брызги долетели до подвесок люстры и даже до занавесок на окнах. Та, которая выдавала себя за Амалию Корф, не то засипела, не то захрипела и в судорогах повалилась на пол. Рубинштейн стоял, очень бледный, и вытирал кровь с лица.
– Что ты наделала! – вырвалось у него.
Лиу обернулась к нему, ее глаза горели, ноздри раздувались.
– Она хотела убить тебя! Хватай его, он пришел с ней! – Последние слова относились явно ко мне.
Я вцепился в первое, что попалось под руку, – в поднос с картами со стола – и от души приложил им рыжего по физиономии. Он повалился, и я бросился к двери, но Лиу не унималась. Она подскочила к жертве, которая еще билась в агонии, и подобрала валяющийся возле тела на ковре револьвер.
– Не уйдешь! – торжествующе выкрикнула она, и я услышал, как щелкнул взводимый курок.