94  

ГЛАВА XXXIX

Вновь мы оказались в той же самой комнате, где на столе остались лежать игральные карты, а с подвесок люстры до сих пор капала кровь убитой Фриды Келлер. Когда мы с Амалией вошли, Рубинштейн о чем-то яростно пререкался с Аркадием Пироговым. Акробат, сложив руки на груди, стоял в углу и с саркастическим выражением лица слушал их перепалку. Кроме них троих, в комнате было еще пять человек, судя по всему, работающих по Особому ведомству. Трое стояли у окон, а двое стерегли дверь. Нас с баронессой Корф, впрочем, они пропустили беспрекословно.

– О, – вскричал в тот момент Рубинштейн, взмахнув руками, унизанными дорогими кольцами, – я знаю, откуда идут гонения! Вам угодно измываться надо мной, потому что одна моя фамилия...

– Досталась вам от вашего отчима, известного афериста Рубинштейна, который вас усыновил по расположению к вашей маменьке, – закончила за него Амалия, выходя вперед. – На всякий случай, если вы запамятовали, напоминаю, что сама ваша маменька – русская, а отец – португалец, служащий посольства, который забыл о вашем существовании, едва вы родились. Так что довольно о гонениях, сударь. Право, даже не смешно.

Рубинштейн раскрыл рот и изумленно воззрился на черноволосую красавицу в вечернем платье, на плечах которой все еще был мой сюртук.

– Кто это? – пораженно спросил хозяин дома, оборачиваясь к Пирогову. – Еще одна из ваших дьявольских штучек?

Амалия меж тем подошла к сейфу и внимательно осмотрела замок.

– Чертежи были там? – спросила она у меня, не оборачиваясь.

– Да, – ответил я, – если только он не успел их куда-нибудь перепрятать. Но...

– Амалия Константиновна, – сердито вмешался Пирогов, – я положительно не знаю, что мне делать. Он не хочет открывать сейф!

Баронесса пожала плечами и села на диван.

– Что ж, как говорит известный налетчик Валевский, нет такой женщины, которая устояла бы перед поляком, и нет такого сейфа, который устоял бы перед динамитом, – заметила она в пространство. – Вызывайте Таубе, есть работа по его части.

– Таубе? – Пирогов, казалось, не верил своим ушам.

– Ну да. Куда приятнее иметь дело со специалистом, который может точно все рассчитать. Хотя... Дом-то ведь все равно не наш, так что какое нам дело?

Амалия обменялась с Пироговым чрезвычайно очаровательным и, однако же, весьма двусмысленным взглядом.

– В самом деле, – пробормотал Пирогов, пожимая плечами. – Таубе! И как я мог о нем забыть?

– Но позвольте, вы что, собираетесь тут взрыв устраивать? – вмешался Рубинштейн. – Я хозяин дома, в конце концов... И я протестую!

Не слушая его, Амалия обратилась к Пирогову:

– Аркадий Сергеевич, будьте так любезны... Вон у того господина, – она кивком головы указала на Акробата, – находится моя вещь. Верните ее мне.

Один из штатских возле дверей шевельнулся, подошел к баронессе Корф и, отдав честь, протянул ей изъятый у Акробата револьвер.

– Благодарю вас, – мило улыбнулась Амалия, пряча оружие. Бриллианты сверкали и переливались на ее запястьях и шее.

Пирогов меж тем шепнул что-то на ухо одному из своих людей, тот кивнул и скрылся за дверью.

– Подождем, – вздохнула Амалия. – Давненько я не видела, как работают с динамитом!

– О, госпожа баронесса, – отвечал Пирогов, весь искрясь улыбками, – сейчас и увидите, ждать нам недолго.

– Позвольте, позвольте, господа... – заволновался Рубинштейн, переводя взгляд с него на Амалию и обратно. Он собрался с духом. – Значит, это вы баронесса Корф?

– Вы угадали, – равнодушно отозвалась та.

Рубинштейн улыбнулся.

– Хм, любопытно... – Затем сунул руку в карман, и две или три фигуры угрожающе качнулись по направлению к нему. – Ничего особенного, господа, – пояснил он с сияющей улыбкой, доставая из кармана ключ. – Я, кажется, говорил вам, что потерял ключ и не могу отпереть сейф? Но я такой рассеянный... Видимо, просто положил его не в тот карман.

– Открывайте сейф, Рубинштейн! – сухо приказал Пирогов. – И помните: если выкинете какой-нибудь фокус, то вам не поздоровится.

– Право же, господин Пирогов, – отозвался хозяин дома, – вы меня обижаете!

Пирогов и еще два человека стали за ним, зорко следя за его действиями. Акробат страдальчески сморщился и стал глядеть в сторону. Даже Амалия поднялась с места и, делая вид, что все происходящее ни капли ее не интересует, подошла к столу.

– Прошу, – непринужденно промолвил Рубинштейн, открывая дверцу.

  94  
×
×