37  

— О панне Магдалене, — объявил рыжий отрок, потупясь.

— Что, послушник, приглянулась она тебе? А? — развеселился Август. — Да ты не робей, не так уж велика птица, чтоб этого стыдиться.

«Глупец», — подумала Мадленка оскорбленно.

А вслух сказала:

— Мне бы одним глазочком на нее поглядеть. Разве этого нельзя?

— Можно, наверное, — согласился князь Август, — только она не оправилась еще, сам видишь. Но я тебя к ней свожу, с ней мать моя сидит и еще другие дамы. Понравилась, значит, да?

Услышав, что мать Августа пребывает при самозванке, Мадленка ощутила, как подозрения ее вспыхнули с новой силой. С чего бы это со стороны княгини Гизелы такое внимание, а? Да и сам князь Август — так ли уж он прост, как кажется?

— Ей еще повезло, — продолжал меж тем Август, беззаботно щурясь куда-то в угол, — она хоть разум свой в целости сохранила, когда при ней спутников ее убивали. — Мадленка крепко сжала зубы, но ничего не сказала. — Бог миловал, можно сказать, а то тут, при дворе, живет одна помешанная — Эдитой Безумной зовется. Ты еще ее увидишь, она иногда выходит погулять на рассвете, когда никого нет. Очень она солдат боится и вообще всякого, кто в доспехах ходит. Сам епископ Флориан бился с ней, бился, да не смог бедную в разум привести, а жаль: такая хорошая была девушка, и красивая, и добрая, и все при ней. А теперь — тень одна. Все в воле божией, Михал, только в ней одной.

— А что с ней сталось? — спросила Мадленка с жалостью в голосе. — Отчего же она… помешалась? — последнее слово она произнесла совсем тихо, словно боялась, что оно может повредить ей самой, сорвавшись с ее губ.

Август нахмурился. Когда он хмурился, две морщинки пролегали на переносице и юноша казался совсем взрослым.

— Это одна из причин, почему я рад, что убил того крестоносца, — нехотя сказал он. — Ты слышал о том, что произошло с Белым замком? — Мадленка несмело кивнула; еще бы, ведь об этом ей рассказал сам Боэмунд фон Мейссен, только тогда она не обра-

тила на его слова никакого внимания. — Они взяли его и никого не пощадили, ни одного человека. Одной Эдите удалось спрятаться, и ее не нашли, но от того, что ей довелось увидеть — а на ее глазах резали родных, детей, старых слуг, — разум ее помутился. С тех пор она и стала такая. Мадленка перекрестилась.

— Сохрани господи.

— Это ты верно сказал, — подтвердил князь Август.

Мадленка подумала, что к сказанному больше нечего добавить, но один вопрос жег ей губы, и она, не удержавшись, выпалила:

— И все это сотворил тот, с солнцем на знамени? — Он, — устало подтвердил юноша, — он самый.

Теперь-то он точно в аду, где ему самое место.

Мадленка вовсе не была в этом уверена, однако же задала следующий вопрос:

— А зачем он это сделал? Зачем взял замок и истребил всех его жителей?

— Не знаю, — проворчал Август, поднимаясь с места. — Довольно и того, что этот замок мешал крестоносцам. Вот они и разрушили его. Много ли нужно бешеной собаке, чтобы лишний раз взбеситься? Кстати, завтра мы отправляемся на поиски тел. Епископ настоял. Панна Соболевская поведет нас туда, где убили настоятельницу, а мы с тобой — туда, где валяются наши рыцари. Скажешь Дезидерию, чтобы он определил тебе хорошего коня. В седле-то держаться умеешь?

— Я? — обиделась Мадленка. — Да я кого хочешь на лошади обскачу!

— И слава богу. Сразу видно, в своем монастыре ты не только молитвы читал!

Князь Август удалился, а Мадленка осталась сидеть за столом. Неожиданно она схватила кубок, припала к нему и, допив вино, вытерла рот рукавом.

Так-так. Держись, самозванка! Ну, явишься ты на место, а тел-то там больше нету. Все под курганом лежат, честь по чести. Мадленка прищелкнула пальцами и рассмеялась. И что ты будешь делать, дерзкая рожа, похитительница чужого имени? Что? Что?

Не-ет, такое зрелище нельзя пропустить. И тут на чело Мадленки набежал туман.

Синеглазый! Вот уж не везет так не везет. Ведь когда они заявятся туда, никакого рыцаря с выклеванными глазами там не окажется, потому как Мадленка сама помогла ему убраться восвояси. Лже-Михал даже поежился.

А! Она скажет, что не все крестоносцы были убиты. Скажем, двум кнехтам удалось бежать. Потом им стало стыдно, они вернулись и забрали тело своего командира, и не только тело, но и знамя впридачу. Негоже терять знамя на поле битвы, это всякий знает. Вот так, и попробуйте уличить во лжи Михала Краковского, что из монастыря святого Евстахия.

  37  
×
×