– Бостон, – сказал он бородатому продавцу билетов.
– Двадцать три бакса, приятель. Автобус отходит в шесть пятнадцать ровно.
Он передал деньги. У него оставалось меньше трех тысяч нью-долларов. Нужно было убить еще час, а вокзал был забит народом, среди которого было много солдат Добрармии в голубых беретах с пустыми грубыми мальчишескими лицами. Он купил порножур, сел и закрыл им лицо. Целый час он сидел, уставившись в журнал и переворачивая время от времени страницу, чтобы не быть похожим на статую.
Когда автобус подкатил к остановке, он двинулся к открытым дверям вместе с остальным серым сбродом.
– Эй! Эй, вы!
Ричардс оглянулся: полицейский службы безопасности бегом приближался к нему. Он застыл, не в силах бежать. Дальняя часть его мозга кричала, что его прикончат прямо здесь, в этом дерьмовом автовокзале с плевками жвачки на полу и случайной похабенью, нацарапанной на засаленных стенах; он станет незаслуженной добычей какой-нибудь тупой полицейской свиньи.
– Остановить! Остановить этого парня!
Полицейский изменил направление. Это совсем не за ним, понял Ричардс. Неряшливого вида юнец бежал к лестнице, размахивая дамской сумочкой и сбивая прохожих, как кегли.
Он и его преследователь исчезли из вида, перескакивая огромными прыжками по три ступеньки. Клубок прибывающих, отъезжающих и встречающих наблюдал за ними со сдержанным интересом минуту, а затем все вернулись к своим занятиям, как будто ничего не произошло. Ричардс стоял в очереди, дрожа от озноба. Он рухнул на сиденье в конце автобуса, и несколько минут спустя машина с рокотом вползла вверх по склону, остановилась и влилась в поток транспорта. Полицейский и его жертва исчезли в большой толпе человечества.
Если бы у меня был пистолет, я бы убил его на месте, думал Ричардс. Боже. Боже мой.
А вслед за этим: в следующий раз это будет не карманный вор. Это будешь ты. Он достанет пистолет в Бостоне. Так или иначе. Он вспомнил слова Лоулина, что он столкнет хотя бы нескольких из них из окна, прежде чем его возьмут. Автобус катил на север в сгущающейся темноте.
…Минус 073
Здание ИМКА находилось в верхней части Хаништон Авеню. Оно было огромным, почерневшим от времени, старомодным и неуклюжим. Оно стояло в одном из лучших некогда, в середине прошлого века, кварталов Бостона. Оно возвышалось здесь как стыдливое напоминание о другой эпохе, другом времени, все еще мигая своими старомодными неоновыми буквами в сторону порочного театрального квартала. Оно напоминало скелет убитой идеи.
Когда Ричардс вошел в вестибюль, портье ругался с маленьким грязным негритенком в килбольной майке, такой огромной, что закрывала до середины его голубые джинсы. Спорной территорией был автомат по продаже жевательной резинки, стоявший между дверями вестибюля.
– Я потерял никель, болван! Я потерял мой никель!
– Если ты не уберешься отсюда, я позову здешнего детектива, малыш. Кончено. Я устал с тобой разговаривать.
– Но эта проклятая машина съела мой никель!
– Прекрати ругаться, маленький мерзавец! – Портье, на вид лет тридцати, но высохший и преждевременно постаревший, протянул руку и затряс майку. Она была слишком большой, чтобы он мог затрясти и мальчишку внутри. – Теперь убирайся отсюда. Разговор окончен!
При этих словах почти комическая маска ненависти и неповиновения на черном круглом лице сменилась оскорбленной агонией непонимания.
– Слышь, мой последний никель! Дерьмовая машина съела мой никель! Эта…
– Я немедленно зову сыщика. – Портье направился к пульту. Его пиджак, беженец с дешевой распродажи, устало трепыхался вокруг его тощего зада.
Мальчишка пнул корпус машины и бросился наутек.
– Дерьмовая-белая-свинья-сукин-сын!
Портье проследил за ним глазами, так и не нажав реальную или вымышленную кнопку вызова службы безопасности. Он улыбнулся Ричардсу, показав старую клавиатуру с недостающими клавишами.
– Невозможно стало разговаривать с цветными. Я бы держал их в клетке, если бы я управлял Системой.
– Он, правда, потерял никель? – спросил Ричардс, регистрируясь как Джон Диган из Мичигана.
– Если и так, все равно он его украл, – сказал портье. – Думаю, что да. Но если бы я дал ему никель, то к вечеру здесь было бы две сотни попрошаек, утверждающих то же самое. Где они учатся этим выражениям? Хотел бы я знать. Почему их родителям все равно, чем они занимаются? На сколько вы остановитесь, мистер Диган?