35  

– Кроме того, мы можем воспользоваться деньгами. И вообще все это оскорбляет мою семью. Поэтому довольно об этом. Думаю, я сам знаю, что делаю.

Ричардс в молчании покурил сигарету, пока Брэдли ушел дать Кэсси лекарства.

…Минус 063

Счет продолжается…


Когда он проснулся, было еще темно, и утренний ритм тела сказал ему, что было около половины пятого. Девочка закричала, и Брэдли встал. Они втроем спали в маленькой продуваемой сквозняком задней спальне. Стейси и Ричардс на полу. Ма спала с девочкой.

Сквозь постоянный шум сонного дыхания Стейси Ричардс слышал, как Брэдли вышел из комнаты. Ложка звякнула о раковину. Крики девочки перешли в отдельные стоны, а потом в молчание. Ричардс чувствовал, как Брэдли стоит где-то на кухне неподвижно, ожидая, когда наступит молчание. Он вернулся, сел, пукнул, а потом заскрипел пружинами, ложась на, кровать.

– Брэдли?

– Что? – Стейси сказал, что ей всего пять. Это так?

– Да. – Развязный городской тон ушел из его голоса, и он звучал нереально, как во сне.

– Почему у пятилетней малышки рак легких? Я не знал, что так бывает. Лейкемия, может быть. Но не рак легких.

С кровати донесся горький сдавленный смешок.

– Ты ведь из Хардинга, так? Какой коэффициент загрязнения воздуха в Хардинге?

– Не знаю, – ответил Ричардс. Их больше не называют в прогнозах погоды. Не называют уже… ух ты, не помню. Давно.

– В Бостоне с 2020 года, – прошептал в ответ Брэдли. – Они боятся. Ты не носишь носового фильтра?

– Не будь дураком, – раздраженно сказал Ричардс. – Проклятая штуковина стоит две сотни баксов, даже в магазинах по сниженным ценам. Я не видел две сотни баксов за весь год. А ты?

– Нет, – тихо сказал Брэдли. Он помолчал. – Стейси носит. Я сделал его. У Ма, и у Ричи Голеона, и у других они тоже есть.

– Ты издеваешься.

– Нет, дружище. – Он остановился. Ричардс был уверен, что он взвешивает сейчас то, что сказал и что еще мог бы сказать. Взвешивает, не будет ли это слишком много. Когда слова вновь зазвучали, они звучали с трудом. – Мы читаем книги. Это дерьмо на Фри-Ви для пустоголовых.

Ричардс ворчанием выразил свое согласие.

– Понимаешь, банда. Некоторые из ребят просто катаются, понимаешь? Все, что их интересует, это задрать полицейского субботним вечером. Но некоторые из нас ходят в библиотеку с двенадцати лет.

– Вас пускают без карточки в Бостоне?

– Нет. И ты не можешь получить карточку, если только у тебя в семье нет кого-нибудь с гарантированным доходом в пять тысяч долларов в год. Мы поймали одного толстозадого парня и украли его карточку. Мы ходим по очереди. Мы надеваем костюм нашей банды, когда идем. – Брэдли замолчал. – Только засмейся надо мной, и я тебя зарежу.

– Я не смеюсь.

– Сначала мы читали только про секс. Потом, когда Кэсси заболела, я взялся за загрязнение воздуха. Все эти книги о коэффициентах чистоты, уровне смога и носовых фильтрах лежат у них в особом хранении. У нас есть ключ, сделанный с воскового слепка. Ты знал, что в Токио каждый должен был носить носовой фильтр к 2012 году?

– Нет.

– Рич и Динк Моран сделали счетчик загрязнения. Динк перерисовал чертеж из книги, и они сделали его из кофейных банок и каких-то штук, которые выкрутили из машин. Он спрятан там, в аллее. Когда-то в 1978 году была шкала загрязненности от одного до двадцати. Понимаешь?

– Да.

– Когда уровень поднимался до двенадцати, то фабрики и все загрязняющее воздух дерьмо закрывали, пока не изменится погода. Это был Федеральный закон до 1987 года, пока Обновленный Конгресс не отозвал его назад. – Тень на кровати приподнялась на локте. – Ручаюсь, ты знаешь много людей с астмой, так?

– Точно, – осторожно ответил Ричардс. – Я и сам затронут. Это ты получаешь из воздуха. Боже мой, все знают, что надо сидеть дома, когда жарко и облачно и нет ветра…

– Инверсия температур, – мрачно заметил Брэдли.

– …и, конечно, у многих астма. В августе и сентябре воздух становится, как сироп от кашля. Но рак легких…

– Ты говоришь не об астме. Ты говоришь об эмфиземе.

– Эмфизема? – Ричардс покрутил слово в мозгу. Он не мог придать ему смысла, хотя слово было смутно знакомым.

– Все ткани в твоих легких разбухают. Ты качаешь воздух, и качаешь, и качаешь, и все равно задыхаешься. Ты знаешь людей, которые страдают этим?

Ричардс задумался. Да. Он знал множество людей, которые умерли от этого.

– Об этом не говорят, – продолжал Брэдли, как будто прочитав мысли Ричардса. – Сейчас коэффициент загрязненности в Бостоне составляет двадцать в хорошие дни. Это все равно, что выкурить четыре пачки сигарет в день, просто вдыхая воздух. В плохие дни он поднимается до сорока двух. Старики падают замертво по всему городу. В свидетельстве о смерти значится астма. Но это все воздух, воздух. И они выбрасывают его как можно быстрее. Огромные дымовые трубы работают двадцать четыре часа в сутки. Боссам это нравится.

  35  
×
×