Восточный экспресс

– Вполне с вами согласен, – сказал доктор Константин. – Она очень хладнокровна. По-моему, она не стала бы кидаться на обидчика с ножом, а просто подала бы на него в суд.

Пуаро вздохнул:

– У вас обоих навязчивая идея, будто это непредумышленное, непреднамеренное убийство, и вам надо поскорее от нее избавиться. Что же касается моих подозрений относительно мисс Дебенхэм, на то есть две причины. Первая – случайно подслушанный мной разговор – о нем я пока еще вам не рассказывал, – и он передал любопытный разговор, подслушанный им по пути из Алеппо.

– Очень любопытно, – сказал мсье Бук, когда Пуаро замолчал. – Но его еще требуется истолковать. Если он означает именно то, что вы подозреваете, тогда и она, и этот чопорный англичанин замешаны в убийстве.

– Но это, – сказал Пуаро, – никак не подтверждается фактами. Понимаете, если бы они оба участвовали в убийстве, что бы из этого следовало? Что они постараются обеспечить друг другу алиби. Не правда ли? Однако этого не происходит. Алиби мисс Дебенхэм подтверждает шведка, которую та до сих пор и в глаза не видела, а алиби полковника – Маккуин, секретарь убитого. Нет, ваше решение слишком простое для такой загадки.

– Вы сказали, что у вас есть еще одна причина ее подозревать, – напомнил ему мсье Бук.

Пуаро улыбнулся:

– Но это опять чистейшая психология. Я спрашиваю себя: могла ли мисс Дебенхэм задумать такое преступление? Я убежден, что в этом деле участвовал человек с холодным и изобретательным умом. А мисс Дебенхэм производит именно такое впечатление.

Мсье Бук покачал головой.

– Думаю, вы все-таки ошибаетесь, мой друг. Не могу себе представить, чтобы эта молодая англичанка пошла на преступление.

– Ну что ж, – сказал Пуаро, взяв оставшийся паспорт. – Теперь перейдем к последнему имени в нашем списке: Хильдегарда Шмидт, горничная.

Призванная официантом, она вскоре вошла в ресторан и почтительно остановилась у двери. Пуаро знаком пригласил ее сесть. Она села, сложила руки на коленях и спокойно приготовилась отвечать на вопросы. Она производила впечатление женщины до крайности флегматичной и в высшей степени почтенной, хотя, может быть, и не слишком умной.

С Хильдегардой Шмидт Пуаро вел себя совершенно иначе, чем с Мэри Дебенхэм. Он был сама мягкость и доброта. Ему, видно, очень хотелось, чтобы горничная поскорее освоилась. Попросив ее записать имя, фамилию и адрес, Пуаро незаметно перешел к допросу. Разговор велся по-немецки.

– Мы хотим как можно больше узнать о событиях прошлой ночи, – сказал он. – Нам известно, что вы не можете сообщить ничего о самом преступлении, но вы могли услышать или увидеть что-нибудь такое, чему вы вовсе не придали значения, но что может представлять для нас большую ценность. Вы меня поняли?

Нет, она, видно, ничего не поняла.

– Я ничего не знаю, господин, – ответила она все с тем же выражением туповатого спокойствия на широком добродушном лице.

– Что ж, возьмем, к примеру, хотя бы такой факта вы помните, что ваша хозяйка послала за вами прошлой ночью?

– Конечно, помню.

– Вы помните, когда это было?

– Нет, господин. Когда проводник пришел за мной, я спала.

– Понимаю. Ничего необычного в том, что за вами послали ночью, не было?

– Нет, господин. Госпоже по ночам часто требуются мои услуги. Она плохо спит.

– Отлично, значит, вам передали, что вас вызывает княгиня, и вы встали. Скажите, вы надели халат?

– Нет, господин. Я оделась как полагается. Я бы ни за что не посмела явиться к госпоже княгине в халате.

– А ведь у вас очень красивый красный халат, правда?

Она удивленно уставилась на Пуаро:

– У меня синий фланелевый халат, господин.

– Вот как, продолжайте. Я просто пошутил. Значит, вы пошли к княгине. Что вы делали у нее?

– Я сделала госпоже массаж, потом читала ей вслух. Я не очень хорошо читаю вслух, носе сиятельство говорит, что это даже лучше: так она быстрей засыпает. Когда госпожа начала дремать, она отослала меня, я закрыла книгу и вернулась в свое купе.

– А во сколько это было, вы домните?

– Нет, господин.

– А скажите, как долго вы пробыли у княгини?

– Около получаса, господин.

– Хорошо, продолжайте.

– Сначала я принесла госпоже еще один плед из моего купе – было очень холодно, хотя вагон топили. Я укрыла ее пледом, и она пожелала мне спокойной ночи. Налила ей минеральной воды. Потом выключила свет и ушла.