Адъютанты удачи

–?Мы нашли не ту шкатулку, – мрачно промолвил Алексей.

–?А может, все же ту? – с надеждой предположила Полина.

–?В каком смысле, сударыня?

–?В таком, что бесполезные вещи не прячут в тайниках под паркетом, – сердито бросила Полина, отбрасывая со лба назойливый светлый локон. – Может быть, он переложил бумаги из той шкатулки в эту?

–?А что, в самом деле! – поддержал ее проныра Матвей.

Алексей оглянулся и, убедившись, что их никто не видит – большое дерево надежно скрывало троицу от посторонних взоров, – открыл шкатулку. Одного взгляда хватило, чтобы понять: секретными протоколами французского правительства тут и не пахнет. В шкатулке не было ничего, кроме связки пожелтевших писем. В глаза Каверину бросились строка: «Дорогая Эжени…» и дата «14 мессидора».

Здесь требуется небольшое пояснение. Когда во Франции к власти пришли республиканцы, то они сочли, что старый календарь устраивает их еще меньше, чем старый режим. Отрубив головы королю и королеве, революционеры энергично принялись реформировать само Время. Во-первых, приказали вести счет от 22 сентября 1792 года, даты, признанной первым днем и первым годом новой эры. Во-вторых, разделили год заново на 12 месяцев по 30 дней плюс пять или шесть дополнительных, посвященных прославлению великой и могучей Республики. Месяцы получили новые названия – брюмер, жерминаль, флореаль и так далее; мессидор был одним из летних месяцев. Так как дни недели, ясное дело, устарели ничуть не меньше, чем названия месяцев, семидневная неделя была заодно заменена десятидневной. Увы, время одолеть куда труднее, чем одного человека, пусть даже человек этот – король, и новый календарь продержался лишь до конца 1805 года.

Словом, все указывало на то, что в шкатулке находится какая-то никчемная рухлядь по меньшей мере тридцатилетней давности, и она никак, ни при каких обстоятельствах не поможет России решить турецкий вопрос. Для очистки совести Алексей проглядел всю пачку, но там были лишь письма к какой-то Эжени да мятый конверт, в котором вообще ничего не оказалось.

–?Н-да… – уронил расстроенный офицер, запихивая бумаги обратно в шкатулку и закрывая ее.

–?Это не протоколы? – спросила Полина несчастным голосом.

–?Нет, – коротко ответил Каверин.

И к чести его следует сказать, что он тотчас же закрыл тему, не позволив себе насмешек над неловкостью спутницы или ее привычкой заглядывать под пол в домах чужих людей.

–?Матвей…

–?А что Матвей?

–?Где наша шкатулка?

–?Я все обшарил – стол, стены, шкафы, – пожал плечами воришка. – Там нет вашей шкатулки. А в секретере – только незначительные бумаги.

–?Камин… – внезапно промолвила Полина. Щеки ее раскраснелись, глаза горели. Видно было, что мадемуазель тяжело переживала свое поражение.

Матвей ахнул.

–?А ведь точно, камин! Некоторые там устраивают тайники и держат важные бумаги. Только нечасто это бывает, потому как рядом все-таки огонь, одна искра и…

–?К верхней части камина приделаны две статуи, – напомнила Полина. – Я вообще-то сразу подумала, что они великоваты и как-то не подходят к обстановке… Что, если в одной из статуй и находится тайник?

Сообщники переглянулись.

–?Значит, так, – подвел черту под прениями Алексей. – Мы возвращаемся в кабинет, и я кладу лишнюю шкатулку на место. Потом мы ищем нужную нам, и я очень надеюсь, что ты, Матвей, на этот раз ее найдешь. – Он повернулся к барышне в сиреневом. – А вы, сударыня, оставайтесь здесь.

–?Я иду с вами! – возмутилась Полина. – Вы не имеете права!

–?Сударыня, – терпеливо заговорил Алексей, – в первый раз нам повезло, что нас не заметили, но во второй – все может повернуться иначе. Кто сообщит господину Новосильцеву, если у нас вдруг возникнут осложнения?

–?Что-то мне подсказывает, что господин Новосильцев узнает обо всем и без вестников, – парировала Полина, с треском складывая веер. – Даже не уговаривайте! Я иду с вами!

Раздраженный Каверин был вынужден отступить. Как, впрочем, и все, кто пытался противостоять мадемуазель Серовой.

Снова они поднялись по лестнице и оказались в бальной зале, где толкалось великое множество народу. Алексей пробирался сквозь толпу, отказываясь от шампанского и пирожных, которые разносили слуги, но тут его подхватил и закружил большой хоровод, и Каверину потребовалось время, чтобы выскользнуть из него. Матвей тем временем куда-то исчез. Обегав в поисках сообщика дюжину комнат, Алексей заметил вора в укромном уголке под большой пальмой – тот пригоршнями хватал с подноса изумленного слуги драже и совал в рот, запивая шампанским. Еще хуже было то, что к локтю Матвея намертво приклеилась какая-то крашеная особа, и воришка, давясь вином и конфетами, объяснял ей по-русски, какой он, Матвей, важный человек, ибо сам царь-батюшка не может без него обойтись, вот и послал его найти шкатулку, без которой всем каюк. Особа хихикала и говорила «oh, oui»^[3] на каждое замечание своего кавалера. Проклиная в душе Сержа Новосильцева, Турцию, Эпине-Брокара, французское правительство, дипломатов и свою несчастливую звезду, Алексей с грозным видом приблизился к Матвею.

---

3 О да (франц.).