22  

Несомненно, он был умен. Несомненно, он был изворотлив. И, само собой разумеется, его более чем богатое прошлое и уловки, с помощью которых он раскрывал самые запутанные дела, заставляли морщиться людей, кичащихся своей порядочностью. А так как никто и никогда не бывает порядочен до конца, то неудивительно, что Видока не любили – ведь он был осведомлен практически обо всех делах, которые творились в Париже, и в том числе о делах так называемых порядочных людей, которые почему-то предпочитали не выносить на суд общественности. Случалось, его клеймили предателем, шантажистом, бесчестным мерзавцем. У него было несколько громких судебных процессов, которые стоили бы репутации кому угодно, но Видок неизменно выходил сухим из воды. Сам он, конечно, прекрасно отдавал себе отчет в том, что его терпят только за его знания, которые могут понадобиться в любую минуту, – ведь случись громкая кража или какое-нибудь другое экстраординарное преступление, раскрыть его сумеет только он. Но с людьми Видок считался лишь настолько, насколько те считались с ним, и, что бы ни происходило в его жизни, умудрялся жить на полную катушку. Он был богат, независим и занимался делом, которое было ему по вкусу, а все остальное его не интересовало. Слава сего господина была неслыханна, правда, со скандальным привкусом, но это все равно была слава. В сущности, Видок достиг всего, чего хотел, а бульшим не может похвастаться ни один человек на свете. Единственное, чего ему не удалось – стать таким, как все, но, в конце концов, не столь уж и велика потеря.

В первое мгновение, разумеется, Алексей был поражен и не мог скрыть своего замешательства. Но, заметив торжествующие искорки в глазах собеседника, офицер опомнился и принял безразличный вид. Такой уж у него был характер: Алексей терпеть не мог, когда его пытались застать врасплох.

–?Значит, вы Видок, да? – спросил молодой человек. – Признаться, я слышал о вас.

Такое сдержанное начало немало обидело секунданта, ведь Видок был не прочь произвести впечатление.

–?Слышали? – воскликнул он громовым голосом. – Да обо мне слышал весь мир! Скажу вам, не хвастая, сударь: мое имя известно даже в таких местах, где я сам отродясь не бывал. Но даже там оно наводит трепет!

«А ты, оказывается, тщеславен, – подумал Алексей. – Но, с другой стороны, почему бы и нет?» Каверин молча натянул жилет и фрак, которые ему протягивал «месье Перрен».

–?Вы читали мои мемуары? – внезапно спросил Видок, хитро прищурясь.

–?Нет, – признался бретер.

–?А я – да, – подала голос Полина. – И узнала вас по портрету на фронтисписе… еще когда мой спутник разговаривал с вами на набережной.

–?Говорят, мои мемуары заткнут за пояс любой роман. – Видок напыжился и пригладил галстук на груди. – Но, заметьте, я ничего не выдумывал. Даже наоборот: когда я принес рукопись в издательство, ее пришлось сокращать. Мой издатель сказал мне, что там есть места, гм… совершенно излишние, которые читателям будут неинтересны. Вообще сколько я тогда натерпелся! Ни одна моя фраза не пришлась издателю по вкусу. Он вымарывал, зачеркивал, переделывал, так что я даже сам не узнавал порой текст, который вышел из-под моего пера. Кроме того, он почему-то был уверен, что воришки должны выражаться благозвучным академическим языком. Это же просто смешно!

Алексею казалось, что он грезит наяву. Уж не ослышался ли он? Неужели этот самовлюбленный павлин, жалующийся на придирки издателя, и есть тот самый Видок? По крайней мере, о своей книге пожилой господин говорил с горячностью начинающего литератора.

Полина с любопытством покосилась на Видока. Мадемуазель Серова отлично помнила толки в обществе, мол, автор не писал свои мемуары, а только надиктовал материал для литературных обработчиков и, как говорили, был не слишком доволен тем, что вышло в итоге.

–?Вам бы следовало стать писателем, – заметила она. – Вы столько видели в своей жизни, что ни один из них с вами уже не сравнится.

–?Конечно, писателем быть приятно, – согласился Видок, задумчиво крутя трость. – Плетешь себе небылицы, потом помрешь, а твои книги все равно останутся. Здорово, черт возьми! Только мне никогда особо не нравилось описывать жизнь. Жить куда интереснее! Хотя у меня много знакомых писателей. Господин де Бальзак вывел меня в своей повести[6]. Вы знаете господина де Бальзака?

–?Да, – кивнула Полина.

–?Нет, – ответил Алексей. – А что, он знаменитый писатель?

  22  
Предыдущая страница Следующая страница
×
×