Она объяснила мне, что нашли их на большой глубине, на самом дне кургана. Тысячи лет назад, сказала миссис Лайднер, разбитую посуду склеивали особым веществом, наподобие битума. Видимо, в древности эти горшки ценились не меньше, чем в наше время.
— А теперь, — сказала она, — я покажу вам нечто куда более впечатляющее.
Она взяла с полки коробку, в которой лежал восхитительный золотой кинжал, с рукояткой, украшенной темно-синими камешками.
Я ахнула от восторга.
Миссис Лайднер засмеялась.
— Всем нравятся золотые вещи! Всем, кроме моего мужа.
— Почему же они не нравятся доктору Лайднеру?
— Ну, во-первых, золотые вещи слишком дорого обходятся. Ведь приходится платить золотом тем, кто нашел их, столько, сколько сами эти предметы весят.
— Боже милостивый! — воскликнула я. — Но почему?
— Таков обычай. И чтобы не было соблазна украсть. Понимаете, краденая золотая вещь теряет свою археологическую ценность, и вору ничего не остается, как переплавить ее. Таким образом мы помогаем ему удержаться на стезе добродетели.
Она сняла с полки еще одну коробку и показала мне прекрасную золотую чашу с изображенными на ней бараньими головами.
Я снова ахнула.
— Великолепно, правда? Эти вещи обнаружены в гробнице принца. Другие царские гробницы, найденные нами, оказались разграбленными. Эта чаша — самая ценная наша находка. Одна из самых красивых среди всех когда-либо найденных археологами чаш. Ранняя Аккадия. Бесценная вещь.
Внезапно нахмурившись, миссис Лайднер поднесла чашу к глазам и осторожно поскребла ногтем.
— Как странно! На ней воск. Должно быть, кто-то приходил сюда со свечой.
Она сколупнула восковую каплю и убрала чашу.
Потом она показала мне несколько забавных терракотовых[15] фигурок, но почти все они выглядели непристойно. Какое, однако же, извращенное воображение у этих древних людей, скажу я вам!
Вернувшись на террасу, мы застали там миссис Меркадо, которая красила ногти. Отставив руку, она любовалась своей работой. Трудно вообразить себе что-нибудь более отвратительное, чем эти оранжево-красные ногти, подумала я.
Миссис Лайднер принесла с собой разбитое вдребезги небольшое и очень тонкое блюдо и начала осторожно соединять осколки. Понаблюдав за ней минуту-другую, я спросила, не могу ли чем-нибудь помочь ей.
— О да, работы тут на всех хватит! Она принесла еще целую коробку битой керамики, и мы принялись за дело. Я довольно быстро наловчилась склеивать черепки, и миссис Лайднер похвалила меня. Она не знает, что у всех медицинских сестер проворные пальцы.
— Все так усердно работают, — прощебетала миссис Меркадо, — что я чувствую себя ужасной лентяйкой. Да я и в самом деле лентяйка.
— Ну и на здоровье! — обронила миссис Лайднер с безучастным видом.
В двенадцать подали ленч. Затем доктор Лайднер и мистер Меркадо принялись очищать керамику. Они поливали черепки раствором хлорноватой кислоты. Один из горшков после обработки приобрел великолепный синий цвет, на другом проступил изумительный рисунок — рогатые бычьи головы. Это было прямо как в сказке! Вековой слой грязи, который, кажется, ничто не возьмет, как по волшебству, вдруг закипал, пенился и сходил прочь.
Мистер Кэри и мистер Коулмен отправились на раскопки, мистер Рейтер пошел к себе в фотолабораторию.
— А ты чем займешься, Луиза? — ласково обратился доктор Лайднер к жене. — Может быть, отдохнешь немного?
Видимо, миссис Лайднер в это время обычно ложилась отдохнуть.
— Да, пожалуй, полежу часок. Потом немного погуляю.
— Хорошо. Мисс Ледерен, я думаю, не откажется составить тебе компанию?
— Конечно, — с готовностью отозвалась я.
— Нет-нет, — поспешно возразила миссис Лайднер. — Я пойду одна. Не то мисс Ледерен подумает, что ей вменили в обязанность не спускать с меня глаз.
— О, но я с большим удовольствием… — начала я.
— Нет, в самом деле, вам лучше остаться, — сказала она твердо, почти повелительно. — Иногда мне нужно побыть одной. Просто необходимо.
Настаивать я, разумеется, не стала и пошла к себе в комнату, чтобы тоже вздремнуть немного. Странно, думала я, что миссис Лайднер, одержимая постоянными страхами, решается гулять одна.
Когда в половине четвертого я вышла во двор, там не было ни души, если не считать маленького мальчика-араба, который мыл керамическую посуду в большом медном тазу, и мистера Эммета, который сортировал ее. Когда я подошла к ним, в воротах показалась миссис Лайднер. Такой оживленной я еще никогда ее не видела. Глаза у нее сияли. Она была возбуждена, почти весела.