Убийство в Месопотамии

В тот же день мистер Куолмен сказал мне:

— Видит Бог, вначале миссис Лайднер ужасно мне не понравилась. Все время обрывала меня, рта раскрыть не давала. А теперь ничего, привык. На самом деле она добрейший человек. Из тех, кому без оглядки можно выложить все, что у тебя на душе. А на Шейлу у нее зуб, я знаю. Да Шейла и сама хороша — грубит ей почем зря… Что хуже всего в Шейле — она совершенно не умеет себя вести. И характер у нее — просто черт в юбке!

Охотно верю, подумала я. Доктор Райли избаловал ее.

— Конечно, она здесь единственная молоденькая девушка, вот и возомнила о себе. Но это еще не повод, чтобы разговаривать с миссис Лайднер как с двоюродной бабушкой. Разумеется, миссис Лайднер — не девочка, но выглядит она что надо, ни дать ни взять, сказочная фея… Такие, знаете, являются из болотного тумана и манят за собою.

Помолчав, он грустно добавил:

— А Шейла, разве станет она манить кого-то? Вот отшить парня — это пожалуйста, это она умеет.

Вспоминаются мне еще два происшествия, более или менее знаменательные.

Как-то я зашла в лабораторию взять ацетона, чтобы стереть клей, которым испачкала пальцы, когда склеивала керамику. Мистер Меркадо сидел в углу за столом, положив голову на руки, и я подумала, что он спит. Я взяла бутылку и вышла.

Вечером, к моему удивлению, миссис Меркадо вдруг набросилась на меня.

— Это вы унесли ацетон из лаборатории?

— Да, — сказала я.

— Вы же отлично знаете, что в “музее” всегда стоит пузырек с ацетоном.

Она вся просто исходила злобой.

— Разве? Я не знала.

— Все вы прекрасно знаете! Вы просто шпионите за всеми подряд. Знаю я вас, медицинских сестричек. Я в недоумении уставилась на нее.

— Не понимаю, о чем вы, миссис Меркадо, — ответила я с, достоинством. — Позвольте заверить вас, мне нет ни малейшей надобности, как вы выразились, шпионить за кем-либо.

— Да неужели? Думаете, я не знаю, для чего вы здесь?!

Уж не пьяна ли она? Я вышла, не сказав больше ни слова. Однако что бы это значило?

Второе происшествие тоже было не так уж значительно. Я пыталась кусочком хлеба приманить маленького несчастного щенка, робкого и забитого, как все арабские собаки. А он подумал, видимо, что против него замышляется что-то недоброе, и улизнул от меня, я — за ним, вышла за ворота, завернула за угол и нос к носу столкнулась с отцом Лавиньи. Он стоял с незнакомцем, в котором я сразу узнала араба, пытавшегося заглянуть в окно и до полусмерти напугавшего миссис Лайднер.

Я извинилась, отец Лавиньи улыбнулся, распрощался с арабом и пошел со мной к дому.

— Представляете, — сказал он. — Просто позор. Я изучаю восточные языки, а никто из арабов, работающих у нас, меня не понимает! Довольно унизительно, вы не находите? Я попробовал поговорить по-арабски с этим человеком. Он горожанин, и мне интересно, поймет он меня или нет. Как выяснилось, не слишком-то я преуспел. Лайднер говорит, что мой арабский слишком книжный.

Вот, собственно, и все. Правда, у меня мелькнули некоторые сомнения по поводу этого араба — почему он слоняется возле дома.

Этой же ночью случилось происшествие, чрезвычайно перепугавшее нас.

Произошло это, должно быть, часа в два ночи. Я сплю очень чутко, как, впрочем, и надлежит медицинской сестре. Я проснулась и села в постели, как вдруг дверь распахнулась.

— Мисс Ледерен! Мисс Ледерен!

Миссис Лайднер звала меня негромко, но настойчиво.

Чиркнув спичкой, я зажгла свечу.

Она стояла на пороге в длинном голубом халате. Ужас, казалось, сковал ее.

— Здесь кто-то.., кто-то.., в соседней комнате. Я.., я слышу.., он скребется.., в стену. Я бросилась к ней.

— Успокойтесь, все в порядке, — сказала я. — Я здесь, с вами. Ничего не бойтесь, дорогая.

— Позовите… Эрика, — чуть слышно прошептала она.

Я кивнула ей, выскочила во двор и постучала к нему в дверь. Через минуту он уже был у меня в комнате. Миссис Лайднер сидела на кровати. Она задыхалась, ловя ртом воздух.

— Я слышала… — едва выдавила она… — слышала.., как он.., скребется…

— Где? В “музее”? — крикнул доктор Лайднер, выскакивая во двор.

Удивительно, как по-разному они ведут себя, промелькнуло у меня в голове. Миссис Лайднер, охваченная смертельным страхом, могла думать лишь о себе, а доктор Лайднер — ни о чем другом, как только о своих археологических ценностях.

— “Музей”! — воскликнула миссис Лайднер. — О, Господи! Какая я глупая!

Она встала, запахнула халатик, и мы вышли во двор. На ее лице не осталось и следа от пережитого страха.