Убийство в Месопотамии

И я рассказала им об арабе, который пытался заглянуть в окно, о том, что третьего дня он слонялся поблизости — я сама это видела — и выспрашивал что-то у отца Лавиньи.

— Хорошо, — сказал капитан Мейтленд, — мы все проверим. Будет чем заняться полиции. Возможно, этот араб имеет какое-то касательство к делу.

— Наверное, ему заплатили, чтобы он шпионил здесь, — предположила я, — и чтобы выяснил, как можно проникнуть в дом.

Доктор Райли озабоченно потер нос.

— Вот тут-то и зарыта собака, — сказал он. — А если все-таки проникнуть в дом было невозможно, а?

Я озадаченно посмотрела на него.

Капитан Мейтленд повернулся к доктору Лайднеру.

— Прошу выслушать меня очень внимательно, Лайднер. Кое-что нам уже удалось установить. После ленча, поданного в двенадцать часов и закончившегося без двадцати пяти час, ваша жена ушла к себе в сопровождении мисс Ледерен, которая помогала ей. Вы сами поднялись на крышу, где провели два часа, верно?

— Да.

— Спускались ли вы с крыши в течение этих двух часов?

— Нет.

— А к вам кто-нибудь поднимался?

— Да. Эммет. И довольно часто. Он ходил туда-сюда, то ко мне, то к мальчику-арабу, который отмывал керамику во дворе.

— А вы сами выглядывали во двор?

— Один, а может, два раза — переговаривался с Эмметом.

— И оба раза видели, что мальчик сидит во дворе и моет керамику?

— Да.

— На сколько минут Эммет поднимался к вам, самое большее?

Доктор Лайднер задумался.

— Трудно сказать… Минут на десять, может быть. Правда, мне показалось, на две-три минуты, но я по опыту знаю, что если я поглощен работой, то теряю чувство времени.

Капитан Мейтленд взглянул на доктора Райли. Тот кивнул ему и сказал:

— Ну что ж, давайте выкладывайте. Капитан Мейтленд достал небольшую записную книжку и открыл ее.

— Послушайте, Лайднер, я собираюсь прочитать вам подробный отчет о том, чем занимался каждый член вашей экспедиции между часом и двумя пополудни.

— Но поверьте, это…

— Минуту терпения. Сейчас вы поймете, к чему я клоню. Начнем с мистера и миссис Меркадо. Мистер Меркадо говорит, что работал в лаборатории. Миссис Меркадо была в своей комнате — мыла голову. Мисс Джонсон, по ее словам, сидела в гостиной, делала слепки с круглых печатей. Мистер Рейтер сказал, что проявлял фотографические пластинки в темной комнате. Отец Лавиньи утверждает, что работал у себя в комнате. Что касается остальных членов экспедиции, то Кэри был на раскопках, а Коулмен — в Хассани. Теперь слуги. Повар-индиец сидел у ворот, болтал со сторожами и ощипывал кур.

Абрахам и Мансер, слуги, сидели тут же, вместе со всеми, судачили и смеялись, приблизительно с четверти второго до половины третьего. К этому времени ваша жена была уже мертва.

Доктор Лайднер подался вперед.

— Не понимаю.., при чем здесь… На что вы намекаете?

— В комнату вашей жены можно попасть только через дверь, выходящую во двор, так?

— Да. Есть еще два окна, но они забраны решетками, и, кроме того, они были закрыты. Он вопросительно посмотрел на меня.

— Да, они были закрыты и заперты изнутри на задвижки, — уверенно сказала я.

— Во всяком случае, — продолжал капитан Мейтленд, — будь они даже открыты, через них нельзя ни войти в комнату, ни выйти из нее. Я и мои ребята, мы сами убедились в этом. Это касается и всех остальных окон, выходящих наружу. На всех металлические решетки, прочные и надежные. Попасть в комнату вашей жены неизвестный мог, только пройдя через ворота и внутренний двор. Однако все в один голос — сторожа, повар и слуги — уверяют, что никто не проходил мимо них.

Доктор Лайднер вскочил с кресла.

— Что вы… Что вы хотите сказать?

— Возьмите себя в руки, дружище, — спокойно сказал доктор Райли. — Понимаю, это страшный удар для вас, но надо смотреть правде в глаза. Никакого таинственного убийцы нет. Сдается мне, миссис Лайднер убита кем-то из членов вашей экспедиции.

Глава 12

“Я не верил…”

— Нет! Нет!

Доктор Лайднер нервно забегал по комнате.

— Это невозможно, Райли! Абсолютно невозможно! Один из нас? Нет! Ведь все-все в экспедиции боготворили Луизу!

Доктор Райли ничего не отвечал, только губы его чуть заметно скривились. Это был тот самый случай, когда молчание более красноречиво, чем самая пылкая речь.

— Совершенно невозможно! — твердил доктор Лайднер. — Они боготворили ее. Да и как было не боготворить ее! У нее.., она.., ее обаяние было неотразимо. И все это чувствовали.