Убийство в Месопотамии

— Ну, Билл, — сказала она, — что новенького?

Он принялся рассказывать о какой-то вечеринке, которая состоится в клубе, а я тем временем приглядывалась к Шейле.

Не могу сказать, что сразу пленилась ею. Мне она показалась не слишком приветливой и довольно бесцеремонной, хотя, признаться, весьма красивой. Черные волосы, голубые глаза, бледное лицо, губы, как водится, накрашены. Ее манера разговаривать, дерзкая, язвительная, крайне раздражала меня. Однажды у меня была такая практикантка. Работала она, надо сказать, превосходно, но вела себя так, что я с трудом сдерживалась.

А мистер Коулмен, похоже, был без ума от Шейлы. Он заикался и нес что-то еще более бессвязное, — если только можно такое представить — чем до этого! Он смахивал на большого глупого пса, который виляет хвостом и страстно хочет угодить хозяину.

После ленча доктор Райли уехал в свою больницу, у мистера Коулмена оказались какие-то дела в городе, и мисс Райли спросила, намерена ли я посмотреть город или предпочту подождать дома. Мистер Коулмен, сказала она, вернется за мною примерно через час.

— А здесь есть на что посмотреть? — спросила я.

— Да, попадаются живописные уголки, — ответила мисс Райли. — Не знаю, правда, понравятся ли они вам. Грязь везде ужасающая.

Что она хочет этим сказать, недоумевала я. Не представляю себе, каким это образом ужасающая грязь может быть живописной. В конце концов она отвела меня в клуб, где оказалось довольно мило — из окон открывался красивый вид на реку, а на столах лежали свежие английские газеты и журналы.

Когда мы вернулись, мистера Коулмена еще не было, и в ожидании его мы разговорились. Признаться, беседа не доставила мне большого удовольствия.

Шейла спросила, познакомилась ли я уже с миссис Лайднер.

— Нет, — ответила я. — Только с ее мужем.

— О, интересно, что вы скажете о ней. Я помолчала, ибо отвечать мне было нечего, и она снова заговорила:

— Доктор Лайднер мне очень нравится. Впрочем, он всем нравится.

Следует понимать, подумала я, что жена его тебе совсем не нравится, однако вслух ничего не сказала, и Шейла вновь заговорила с присущей ей резкостью:

— А что, собственно, с ней стряслось? Доктор Лайднер объяснил вам?

Я не собиралась судачить о своей пациентке, тем более что даже еще и не видела ее, а потому ответила уклончиво:

— Думаю, у нее упадок сил, и доктор хочет, чтобы я за ней ухаживала.

Шейла засмеялась. До чего же неприятный у нее смех — резкий, отрывистый!

— Боже правый! — сказала она. — Неужели девять человек не могут присмотреть за ней?

— Полагаю, им хватает своей работы, — возразила я.

— Своей работы? Ну, разумеется, однако работа работой, но на первом месте у них Луиза. Уж об этом она всегда позаботится, будьте покойны.

Да, подумала я, тебе она явно не по вкусу.

— И все-таки, — продолжала мисс Райли, — не понимаю, зачем понадобилась помощь медицинской сестры. На мой взгляд, у нее предостаточно добровольных сиделок. Или дошло уже до того, что необходимо мерить температуру, считать пульс и вести историю болезни?

Должна признаться, ее слова меня несколько удивили.

— Так вы считаете, что с ней все в порядке? — спросила я.

— Ну разумеется! Она здорова, как дай Бог каждому. “Бедняжка Луиза совсем не спала сегодня”, “у нее темные круги под глазами”. Ну да, круги, нарисованные синим карандашом! Лишь бы привлечь к себе внимание, лишь бы все суетились вокруг нее!

Вероятно, некая доля правды в этом скорее всего была. Сколько мне приходилось (впрочем, как и каждой сиделке!) видеть ипохондриков, первейшее удовольствие которых — заставить домочадцев плясать под свою дудку. Не дай Бог, если доктор или сиделка осмелятся сказать такому мнимому больному: “Помилуйте, да ведь вы вполне здоровы!” Искреннее негодование ипохондрика при этом не знает границ.

Конечно, вполне возможно, миссис Лайднер принадлежит к больным именно такого типа. Ее муж, естественно, первым поддался обману. Уж мне-то хорошо известно, сколь доверчивы в таких случаях бывают мужья. И тем не менее это никак не вязалось с тем, что я слышала ранее. Хотя бы, например, вырвавшееся у доктора Лайднера слово “безопасность”. Удивительно, до чего крепко оно засело у меня в голове.

Продолжая размышлять об этом, я спросила:

— А что, миссис Лайднер нервическая особа? Может быть, ей страшно, что приходится жить в такой глуши, среди арабов?

— А чего, собственно, ей страшиться? Слава Богу, она там не одна. Их там десять человек! Кроме того, у них охрана, ведь древние раритеты не оставишь без присмотра. О нет, тут ей нечего бояться.., во всяком случае…