Глава 6
Санкт-Петербург, 1903 год, Карл Фаберже.
– Вот и Великий пост скоро начнется. А что, Карл Густавович, будут ли в этом году на Пасху яйца в мастерских делать? По правде сказать, жду не дождусь. У меня уже много имеется! – Дама быстро расстегнула шубку и ловко подцепила на палец висевшую на шее цепочку венецианского плетения. На ней крепилось аж три миниатюрных яйца – белое гильошированной эмали, красное, тоже эмалевое, но гладкое, отделанное жемчугом, да еще золотистое с бирюзовым васильком.
«Приказчики рассказывали, что некоторые клиенты и до дюжины яиц вешают, – сразу вспомнил Карл, взглянув на цепочку. – А разве же так много красиво?!»
Но обычного раздражения, которое всегда вызывали не имеющие вкуса покупатели, не возникло. Наоборот, Карл приветливо улыбнулся даме и сказал:
– Как не будут! Конечно, изготовим. Яйца на эту Пасху получите особенные. Квадратные!
Глаза покупательницы сразу стали напоминать плохо закрепленный в оправе жемчуг. Еще миг – и вывалятся.
– Квадратные, – восхищенно пробормотала она. И от избытка чувств присела на стоящий возле витрины диванчик с полосатой обивкой. – Квадратные – да разве ж такое возможно?!
– Возможно, – стараясь не расхохотаться, подтвердил Карл. – Смею вас заверить-с, яйца планируется изготовить натурально квадратные!
Ему вдруг захотелось подхватить даму под руку и закружиться в веселом танце. Или (шутить так шутить!) и в самом деле нарисовать дурацкий эскиз квадратного яйца. Или…
– Вот, прошу, соблаговолите принять, – он достал с витрины каменную фигурку танцующего мужика в красной рубахе. – Это вам, подарок, примите же!
Стоящий рядом приказчик печально вздохнул, а Фаберже рассмеялся.
Сегодня вечером – в театр! Танцует Матильда! Сто лет она не появлялась на сцене, видно, уезжала на гастроли. И вот осталось потерпеть совсем немного. Уже через пару часов поднимется занавес, являя стремительный полет непостижимой, как камни, чистейшей, как горная река, Кшесинской!
«Какой же я был дурак, что заснул тогда на спектакле в честь коронации, – в очередной раз укорил себя Фаберже, упаковывая подарок для растерявшейся клиентки. – Заснул, вот дурак! Работы накануне выдалось чрезвычайно много, а место у меня на балконе, не заметил, как задремал. Хорошо, что хоть на бенефисе Кшесинской сидел я в партере. И увидел…»
По телу пробежала легкая теплая волна. Так было всегда при воспоминаниях о Матильде.
…Она выпорхнула на сцену, изящная и тоненькая, как статуэтка. В ту же секунду и звучащая музыка, и партнер балерины стали казаться досадными деталями, мешающими наслаждаться совершенством движений Матильды.
Танец ее пьянил сильнее вина.
Похожий восторг возникает при виде изделия, выполненного в технике перегородчатой эмали. Снимается проволочный каркас – и эмалевая картинка оживает красотой мельчайших деталей. Так радует филигрань, превращающая моток золотой проволоки в дивный рисунок.
Но танец Матильды завораживал даже сильнее, потому что в одном двигающемся теле вдруг сосредоточились и самые изысканные техники, и лучшие материалы. А еще природа, красота, вдохновение. Радость бессонных ночей, горечь разочарования. Все-все, что только есть в жизни и что еще будет…
Но самое потрясающее открытие свершилось в заставленной корзинами цветов уборной.
– Господин Фаберже, как мило, что вы пришли на бенефис! – звонко щебетала Матильда. – Как я счастлива наконец познакомиться с вами лично и выразить восхищение вашими работами. Вас обожают все, решительно все, вся империя!
Глаза.
Какие у нее глаза!
На свете мало встречается черных камней. Разновидность турмалина, непрозрачный шерл, камень ведьм и колдунов. «Черная ночь», гагат. Темный кварц, морион. Да еще острый при расколе, острее алмаза, обсидиан.
Но такой теплой чернейшей черноты нет у камней…
Запомнить ее, впитать, изучить и понять все нюансы оттенка.
Какая темень глаз, безлунная жаркая ночь, обжигающая…
Тем временем Матильда болтала, не умолкая:
– Я буду давать обед. Вы приглашены! Извольте оказать мне честь почтить своим присутствием!
– Весьма польщен, непременно буду-с.
Он собирался сказать еще, что покорен необычайно красивым ее выступлением. Но в горле застрял комок.
Уходить из уборной не хотелось. Карл понимал: время, чтобы засвидетельствовать свое почтение, давно истекло, пришла пора откланяться. Но как расстаться с этими дивными глазами? В них хочется смотреть снова и снова. Каждое мгновение подле Матильды рисует в воображении новые эскизы. Фантастические, неописуемые!