Копия любви Фаберже

Предварительное заключение – это ад. Тесная камера, пара метров прогулочного дворика, вонь, сырость. После суда, если отправляют на зону, а не оставляют отбывать наказание в СИЗО, чуть легче: больше воздуха, пространства, работа, на которую зэки идут, как на праздник, потому что это хоть какое-то событие, развлечение. Пройтись, шить рукавицы или собирать розетки, выполнять план – все эти обычные действия, которые в обычной жизни доведены до автоматизма и не осознаются, на зоне становятся событиями вселенского масштаба… Вряд ли Волков действительно рассчитывал убежать. Он слишком хорошо знал, что такое зона. И сделал свой выбор.

– Все равно я не верю, Седов, – Лика шмыгнула носом, хлебнула чаю, поморщилась. – Я не верю, что это Захаров! А почему ты Паничева не подозреваешь?! Тем более если он компанию захватил! Может, это подстава?

Следователь хотел сказать, что компаньон Захарова считал нецелесообразным покупку яйца Фаберже. И что оплата проводилась через личный счет Захарова – а это значит, что Паничев не получил бы ничего от переведенных, а затем вернувшихся денег. Но внезапно появившееся предположение стало более любопытной темой для разговора. Седову показалось, что все, происходящее теперь в кабинете, он уже видел раньше. Дежавю…

Глава 11

Кожа на лбу Андрея, наверное, влажная и прохладная: испарина. Щеки – колючие. Бежать пришлось быстро, не до сборов, какие бритвенные принадлежности.

Скоро милый превратится в бородача. Перестанет озабоченно хмуриться. Увидит снег, услышит, как тинькают синицы, почувствует тепло дома и ледяное дыхание мороза.

От нежности Свете хочется плакать…

Можно сидеть у спящего мужа на коленях. Долго-долго, он никуда не будет спешить.

Можно – сколько захочется! – целовать влажный лоб, и колючие щеки, и мягкие губы.

И засунуть ладошку в его громадную лапу или купать пальцы в длинных, уже заметно седых волосах. И прижиматься спиной к его груди. Так, чтобы руки Андрея были на ее животике, а затылок щекотало дыхание.

Смеяться. Разговаривать. Молчать. Есть. Смотреть. Спать.

Господи, господи! Сколько всего сейчас можно! Настоящего, ценного, важного…

…Та машина, вдруг выскочившая на пешеходный переход. Бампер в сантиметре от золотистых туфелек Alexander McQueen. И шаровая молния мысли: «Как жаль! Лучше бы сбила!»

Извинившись, давно уехал водитель. Бомж два раза прошел возле скамейки, где сидела Света, выглядывал пустые бутылки.

Москва постепенно наполнялась прозрачными сиреневыми сумерками. Теплый ветер ерошил волосы: «Я ласковый, я свежий!»

«Как же мне хорошо! – думала Света, восхищенно рассматривая красно-бело-желтую косу цветов на узкой длинной клумбе. – Как красива жизнь! А я только что хотела умереть. Проблемы, работа, пробежаться по магазинам, сделать массаж, успеть, пробиться. Сил нет до такой степени, что хочется сдохнуть, чем так дальше мучиться. Когда бежишь – по сторонам не смотришь, все расплывается, смазывается. Но ведь можно не бежать. Кто сказал, что надо бежать, что вся жизнь должна превращаться в движение вперед? Горизонт бесконечен. Одна высота сменяется другой. Всегда…»

Она долго-долго, не торопясь, добиралась домой. Наполненная счастьем от кончиков пальцев ног до макушки, наслаждалась дорогой, и светящейся ночью, и загазованной, уже пыльной, но все-таки весной.

И Андрей – невероятно редкий случай – уже вернулся с работы. Чудеса продолжаются…

На редкий совместный ужин домработница подала лобстеров. Красные великаны, тонкие белые тарелки. Серебристые щипцы, прозрачные бокалы, огоньки свечей.

Счастье, красота – они не заканчивались, были с ней, близко, везде, их можно видеть, трогать. Их невозможно не разделить…

– Тебе вкусно?

Брови мужа изумленно шевельнулись.

– Малая, ты чего? Это же лобстер! Мяса – фигнюшка, а стоит о-го-го!

Тогда Света все поняла. Она еще не ослепла, не оглохла, не превратилась в машину. Нагрузка меньше. И прошлое – одинокое, не всегда сытое, тяжелое, однообразное, обреченное – еще позволяет испытывать эмоции.

С Андреем по-другому. Он ест ту еду, которая считается хорошей. Покупает одежду, на которой нашиты лейблы нужных марок. Ездит на машинах как у настоящих пацанов. Трахает проституток, потому что так делают все мужчины его круга.

Но он ничего на самом деле не чувствует, не видит, не слышит.

Усталость и стремление мчаться на всех парах вперед. Вот во что скукожилась его жизнь. Это все, что осталось от красок, звуков, запахов.