37  

– Отличное платье, – произнесла Долорес, каждой клеточкой своего тела ощущая пристальный изучающий взгляд Пикассо. – Я надену его прямо сейчас и буду носить с удовольствием! Большое спасибо за подарок! Как же я рада видеть тебя!

Она и правда, несмотря на странный презент любовника, была очень рада.

Ведь последние годы Пикассо живет с Франсуазой и детьми на вилле в пригороде Парижа. Хорошо, если он приезжает в гости раз в две-три недели; порой и месяц-полтора проходит между свиданиями. Франсуаза уверена, что муж едет в Париж для того, чтобы пообщаться с дочерью от Марии-Терезы. Пикассо – хороший отец, он действительно всегда заглядывает к Майе. Только ненадолго. А потом водитель Марсель привозит его сюда, на Елисейские Поля. И все исчезает: работа, дела, время и пространство. Пабло приносит с собой счастье. С Пикассо можно делать все, что угодно – разглядывать облака, заниматься любовью или болтать. С ним можно вообще ничего не делать – лежать, обнявшись, в спальне, не произнося ни слова. Одно только лишь его присутствие дарит радость. Настолько светлую, бесконечно огромную. И никто в целом свете не может подарить больше такой радости. «После Пикассо – только бог! – кричала, обезумев, Дора Маар на одной из выставок Пабло. – Я ни с кем не могу быть близка после него. Невозможно жить после него, невозможно дышать! Другие мужчины кажутся такими мелкими и ничтожными! Эй, девушки, держитесь подальше от Пикассо! Только так можно спастись от этого демона!» Брошенная, доведенная до сумасшедшего дома любовница оказалась права. Сравнивать Пикассо с другими мужчинами действительно просто глупо, это стало ясно после первой же измены, рожденной отчаянной болью и истошной любовью…

Желание изменить Пикассо возникало у Долорес постоянно. Он мог надолго исчезнуть, не звонить, говорить гадости. Он мог жениться, сообщив об этом так же спокойно, как обсуждают погоду; мог рассказать о времени, проведенном в спальне другой женщины. Тогда весь мир становился душной обжигающей болью. И хотелось вырваться из этого ада, и доказать – себе, Пабло: может быть и другая жизнь, и другое счастье, простое, обычное. Но только никогда губы и руки случайных любовников не доставляли ни радости, ни сладкого забытья. Их хотелось поскорее забыть, смыть те раздражающие прикосновения – и с тела, и из памяти. Измены не приносили совершенно никакого облегчения, только глубже становилась тоска. Зачем же заниматься тем, что причиняет новые страдания? Пабло и так прекрасно справляется с этой задачей…

Не понять, почему стареющий вечно раздраженный Пикассо настолько нужен.

Ведь уже давно вроде есть все для жизни без него: репутация хорошего художника, большие доходы, собственная мастерская. Помощь Пикассо, полученная много лет назад, была только площадкой, с которой получилось идти вперед, идти своим путем. Только вот двигаться хоть куда-нибудь без Пабло все равно отчаянно не получается.

Любовь?..

Уже давно даже мысленно Долорес не называла свои чувства к Пикассо любовью.

Возможно, их уместно было так назвать в первые годы после знакомства, когда еще в ее душе цвели наивные мечты, когда Пабло таял от нежности и умиления. А потом отношения с известным художником стали темной вязкой болью. От которой хотелось очиститься, без которой было невозможно жить…

Переодевшись в ужасное платье, Долорес обняла Пабло, прижалась к нему всем телом, наслаждаясь запахом и теплом родного мужчины.

– Прекрати виснуть на мне, – он с раздражением освободился от ее объятий, достал из кармана мятых засаленных брюк пачку сигарет, щелкнул зажигалкой. – Сделай мне кофе!

– Хорошо, – покладисто согласилась Долорес, не в силах оторвать взгляд от Пабло, стараясь хотя бы глазами впитать его в себя всего, до каждой поры смуглой кожи. – Я подам кофе в мастерскую. У меня готовы несколько новых картин, может, тебе будет любопытно взглянуть.

– Не будет. Пойду, посижу с тобой на кухне, пока ты варишь кофе. Работы… вечно ты мне показываешь свои работы! Выслушать мое мнение, подправить недочеты – это единственное, что тебе от меня нужно!

Долорес покачала головой, и ее черные густые волосы взметнулись вверх пышным облаком, а потом как мягкая шаль снова укрыли плечи:

– Неправда. Мне от тебя надо больше, и одновременно – не надо ничего. Просто будь рядом со мной.

– Все вы так говорите, – Пикассо отодвинул стоящую на небольшом кухонном столике пепельницу и затушил сигарету в горшке с бегонией. – Ничего не надо, просто будь… А потом – обманываете и предаете!

  37  
×
×