— Вы очень великодушны, мадемуазель.
— Да нет, я…
Она не договорила. Дверь распахнулась, и в комнату влетел Джордж Челленджер.
— Что тут произошло? — закричал он. — Я только что приехал. Возле ворот полиция, толкуют, что кто-то умер. Что это все значит? Да скажите же мне, ради Бога. Это… Ник?
В его голосе прозвучала невыносимая мука. Я вдруг сообразил, что Пуаро и доктор совершенно загородили от него девушку. Прежде чем кто-нибудь успел сказать хоть слово, он снова заговорил:
— Скажите мне… ведь это невозможно… Ник умерла?
— Нет, мой друг, — ласково ответил ему Пуаро. — Она жива. И он отступил так, чтобы Челленджер смог увидеть девушку.
С минуту он оторопело разглядывал ее. Потом зашатался, как пьяный, бормоча:
— Ник… Ник…
И вдруг рухнул на колени перед диваном, закрыл лицо руками, и мы услышали его сдавленный голос:
— Ник, родная, я подумал, что вас нет в живых.
Ник попыталась сесть.
— Ну будет, Джордж. Бросьте валять дурака. Я цела и невредима.
Он поднял голову и растерянно огляделся.
— Но ведь кто-то умер? Так сказал полицейский.
— Мегги, — ответила Ник. — Бедная душенька Мегги… Ох…
Ее лицо свела судорога. Пуаро и доктор подошли к девушке, помогли ей подняться и, поддерживая с обеих сторон, увели из комнаты.
— Вам надо как можно скорее лечь, — говорил ей доктор. — Я отвезу вас сейчас в своей машине. Я уже попросил миссис Раис собрать для вас все необходимое.
Они вышли. Челленджер схватил меня за руку.
— Ничего не понимаю. Куда они ее повели?
Я объяснил.
— А! Ясно. Ну, а теперь расскажите же мне, ради Бога, обо всем. Какая ужасная трагедия! Бедная девушка!..
— Вам надо выпить, — ответил я. — А то вы сами не свой.
— А, ерунда!
Мы перешли в столовую.
— Понимаете, — объяснил он мне, подкрепляясь почти не разбавленным виски, — я ведь решил, что это Ник.
Я понимал. Ни разу в жизни я не встречал влюбленного, который скрывал бы свои чувства так неумело, как капитан Джордж Челленджер.
Глава девятая
От «А» до «К»
Едва ли я когда-нибудь забуду эту ночь. Пуаро впал в такое самоуничижение, что я не на шутку встревожился. Он неустанно шагал по комнате, призывая хулу на свою голову и оставляя без малейшего внимания все мои благие попытки его утихомирить.
— Так вот что значит слишком возомнить о себе! Я наказан, да, я, Эркюль Пуаро, наказан. Я слишком полагался на себя…
— Ну что вы, — перебил я его.
— Но кто предположил бы… кто мог предположить такую беспримерную наглость? А я-то думал, что принял все меры предосторожности. Предупредил убийцу…
— Предупредили убийцу?
— Ну конечно. Я ведь привлек к себе его внимание. Дал ему понять, что подозреваю… кого-то. Я сделал все — во всяком случае, я так думал, — чтобы он не осмелился на новое покушение. Я оградил мадемуазель кордоном. Но он все-таки проскользнул через него. Дерзко, чуть ли не на наших глазах! И это несмотря на то, что все мы были настороже! И все-таки добился своего!
— Но ведь не добился же! — напомнил я.
— Чистая случайность! В моих глазах это одно и то же. Унесена жизнь человека, а чья — безразлично.
— Конечно, — ответил я. — Я не то хотел сказать.
— Хотя, с другой стороны, вы были правы. Но это еще в десять раз хуже. Ибо убийца дальше, чем когда-либо, от своей цели. Вы поняли, мой друг? Ситуация изменилась, но к худшему. Теперь уж может получиться так, что оборвется не одна, а две жизни.
— Вы этого не допустите, — решительно сказал я.
Он остановился и стиснул мою руку.
— Спасибо, мой друг, спасибо! Вы все еще полагаетесь на старика, все еще верите в него. Вы вливаете и в меня новое мужество. Эркюль Пуаро больше не подведет. Второго убийства не будет. Я еще исправлю свою ошибку. Я ведь не сомневаюсь, что в мою обычно безупречную систему вкралась какая-то ошибка, что я допустил какой-то логический просчет. Я все начну сначала. Да, я начну с самого начала. И на сей раз уже не промахнусь.
— Стало быть, вы считаете, — заговорил я, — что жизнь Ник Бакли по-прежнему в опасности?
— Друг мой, зачем же я, по-вашему, послал ее в лечебницу?
— Так дело вовсе не в потрясении?
— Потрясение! Ба! От потрясения с тем же успехом, да что я говорю, с гораздо большим, можно оправиться и дома. Какое уж там веселье — полы, покрытые зеленым линолеумом, болтовня сиделок, еда на подносах и непрестанное мытье. Нет, нет, я думал о ее безопасности, и больше ни о чем, Я откровенно поговорил с доктором. Он со мной согласился и все устроит. К мисс Бакли не будут пускать никого, даже самых близких ее друзей. Мы с вами — единственное исключение. Ну, а другие… «Распоряжение доктора» — вот что им скажут. Очень удобно и не подлежит обсуждению.