Отравленная маска

«Вы спрашиваете меня, что я делаю. Едва вернувшись из Европы, я попал в светский водоворот. Балы, вечера, живые картины и проч. занимают все мое время без остатка».

Так, подумала Амалия, сейчас пойдут жалобы на то, как невыносимо тяжело ему приходится.

«Только вчера состоялся великолепный бал у Рябовых. Натали была очаровательна, и я танцевал с ней три раза».

Натали… Натали Рябова… Что-то знакомое. Где же она встречала это имя? Амалия пробежала глазами письмо до конца, но, не найдя в нем более ничего для себя интересного, взялась за следующее.

«Увы, я должен объявить вам печальную новость. Натали Рябова, о которой я писал вам недавно, неожиданно скончалась».

– Ой, – сказала Амалия вслух.

Теперь она вспомнила. Это было одно из имен, оказавшихся в списке, который составил Саша Зимородков, думая, что имеет дело с одержимым убийцей. Да, так оно и есть. Натали Рябова, двадцати одного года, умерла в феврале 1879-го. Значит, Полонский знал ее? Почему же он ни словом об этом не упомянул?

«Я больше других скорблю о ее утрате, – писал далее Евгений. – Вы знаете, одно время нас даже считали женихом и невестой…»

Хм, какое интересное совпадение. Жюли Ланина, которая была его невестой, скоропостижно скончалась, Натали Рябова, с которой его что-то связывало, – тоже… Или это не совпадение?

Да нет, подумала Амалия, глупости. У Жюли Ланиной было больное сердце, так ее врач сказал Полонскому, когда она умерла… Вот именно! Когда она умерла! А когда она была жива, Евгений ничего не знал! Следовательно, если бы он вдруг пожелал от нее избавиться…

«Нет, – решительно сказала себе Амалия, – этого не может быть!»

И сама себе возразила: наоборот, еще как может! Смогли же симпатичная любительница лошадей и художник с бархатным голосом оказаться наемными убийцами. А что, если Саша Зимородков все-таки прав? Несколько девушек из его списка совершенно точно были убиты Митрофановым и Олонецкой. Но ведь была и другая часть! Натали Рябова в феврале 1879-го, Анна Красовская в августе того же года и, наконец, Жюли Ланина, про которую Амалия до сих пор думала, что она умерла своей смертью. Про Натали и про Анну ходили всякие темные слухи. А что, если эти слухи пустил сам убийца, чтобы их гибель ни у кого не вызвала сомнений? Боже мой!

Амалия лихорадочно рылась в русских и французских письмах. Где, где Полонский был в августе прошлого года, когда умерла Анна Красовская?

И она получила ответ на свой вопрос. Одно из писем было подписано: «29 августа 1879. Санкт-Петербург». Ниже как раз сообщалось о смерти Анны. Подумать только, писал Евгений, он ведь недавно виделся с ней на каком-то вечере… Совсем недавно… Они дружили… в свете даже поговаривали одно время об их возможной свадьбе…

– Боже мой! – простонала Амалия.

«Возможная свадьба с Натали… Возможная свадьба с Анной… Помолвка с Жюли… И все девушки умерли!

Нет, тут не может быть простого совпадения. Не может, не может быть! Но зачем же… Зачем же он убивал их? Что они ему сделали?»

Господи, подумала с тоской Амалия, но он ведь сумасшедший, одержимый. Который вдобавок ко всему презирает и ненавидит свою мать. Если он перенес свою ненависть с нее на этих несчастных девушек… если он больше всего на свете боялся оказаться в том же положении, что и его отец…

Да, теперь все окончательно ясно.

И ничего не ясно! Амалия снова возражала сама себе. Если он больше всего на свете боялся женитьбы, почему же сватался к ней, Амалии? Она вспомнила его лицо, его руки, судорожно комкающие пару перчаток. Нет, он действительно страдал, получив отказ.

Страдать-то, он, может, и страдал, но это ни о чем не говорит. Если он безумен, то нелепо искать в его поступках логику. Нет, предположения ничего не стоят – она должна знать наверняка!

Амалия извелась. Положение, в котором она оказалась, было ужасно. Она перебирала доводы «за» и «против», пока наконец ее не осенила замечательная мысль.

«Надо сделать так: сказать ему в глаза, мол, я все о нем знаю, и посмотреть, что он ответит. Саша, помнится, утверждал: если застать подозреваемого врасплох, он обязательно проговорится. – Она приободрилась. – Бояться мне совершенно нечего, я же видела, как Евгений ходит. Уверяет всех, что оправился, а сам сделает десяток шагов – и сразу же садится. Даже если он попытается что-нибудь со мной сделать, вокруг люди. Я позову на помощь, и тогда ему точно не поздоровится».

Она поднялась с кресла, расправила юбку, аккуратно сложила письма и убрала их в ящик комода, после чего вышла из комнаты и спустилась вниз.