49  

Защитник Арины упал, но она этого не видела, она плохо соображала, изо всех сил отбиваясь от вновь навалившегося с хрипом, с яростной жестокостью охмелевшего от страсти самца, которому мешают осуществить желаемое. Он вывернул ей руку и, задирая юбку, впился железными пальцами в нежную кожу бедер… вдавливая Арину в землю, на тот самый сук, что острием пробивал теперь ее позвоночник… Ей казалось, она кричит, – но только сдавленное дыхание со свистом вырывалось из ее искусанных в кровь губ…

Наверное, Арина впала в беспамятство и поэтому не почувствовала, как обмякло чужое, ненавистное тело, ослабили захват грубые руки и на ее лицо капнула сверху густая теплая капля… еще… и еще…

Она не слышала, как незнакомый мужской голос произнес:

– Убери его!

И кто-то стащил, перевалил на спину безжизненное тело, отволок в сторону. Не видела и не чувствовала Арина, как склонились над ней, бережно оправили обрывки вишневого платья, подняли и понесли к машине, уложили в тепло, на сиденье, прикрыли чьим-то пиджаком. Как мужская рука легко прикоснулась к медальону на ее шее, сбившемуся и перекрученному назад, расстегнула застежку бархатки и сняла украшение. Медальон лег на чужую широкую ладонь, заблестел золотым лепестком…

– Живая? – спросил кто-то.

– Цела и практически невредима! Он и сделать-то ничего не успел, мерзавец! Помял только, испугал до смерти, да синяков и ссадин наставил. До свадьбы заживет.

– Красивая…

– Это она, – с акцентом произнес иностранец. – Я знал, что найду ее здесь.

Никто ничего не понял, поэтому все промолчали.

– Что с ее мужем? – спросил он.

– Мертв.

– Как это случилось?

– Не повезло. Тот, бешеный, убил его. Один выстрел… и наповал. Ведь не промахнулся же, подонок, в темноте! Жалко парня.

– Возжаждал любви… сего вечного «обмана жизни», как Бунин писал, – с трудом выговорил иностранец. – Сладкого плода, коего вкушать пагубно для сынов человеческих.

– Так единственный же шанс урвать что-то у постылого существования! – возразил самый высокий из охранников. – Каждый ищет изюминку в пресном калаче, да не каждому она попадется.

Иностранец кивнул, с нежностью и тоской посмотрел на медальон, подошел к машине, где лежала Арина, осторожно поправил ее свисающую с сиденья руку. Вот и пришел конец его скитаниям. Сейчас он увезет эту женщину по туманной дороге… в другую жизнь. Ему предстоит многое объяснить ей. Поймет ли?

На Глухую Пустошь опускалась голубоватая от лунного света дымка.

– Откуда туман взялся? – поеживаясь от холода, недоумевал водитель черного «Хаммера», который привез сюда заграничного банкира. – И тишина, как в склепе. Жутко мне, ребята.

– Гиблое место, – шепотом произнес один из охранников. – Говорят, здесь уже происходило что-то подобное. Лет сто или двести назад… то ли женщина утопилась в пруду, то ли здешний помещик стрелялся на дуэли с заезжим гусаром. И потом пошло-поехало…

– А где пруд?

– Там, за холмом… зарос почти.

Между деревьев, заволакиваемые туманом, стояли две машины с открытыми дверцами – «Мерседес» бритоголовых и «жигуленок» приятеля Дмитрия. Рядом лежали три трупа.

– Наведите порядок, – велел банкир. И указал на Дмитрия: – Парня положите в его авто.

– А… куда остальных? И тачки?

– Туман… – выразительно произнес иностранец и сел в «Хаммер». Как будто этим было все сказано.

Туман становился гуще, курился в лунной мгле. «Хаммер» осторожно выехал из леса, покатил по грунтовке. Не прошло и минуты, как он совершенно растворился в непроглядной ночи…

* * *

– Арина, просыпайся, – настойчиво повторял мужской голос.

Она открыла глаза, удивленно приподнялась:

– Димка, ты? Как ты меня нашел? А где…

Она не узнавала комнаты, бледная, с блуждающим взглядом.

– Тебе плохо? – забеспокоился муж. – Может, заболела? Тогда я позвоню, скажу, что мы не придем.

– Куда?

– На вечеринку, в «Марицу»! Забыла?

– О-о-о! – Арина со стоном закрыла глаза, зарылась лицом в подушку. – Господи, какой ужас!

Надо было вставать, собираться.

Дмитрий придирчиво наблюдал за одеванием жены. Вишневое платье… ну, конечно! И чертов медальон.

– Сними его, – взмолился Дмитрий. – Я тебе золотую цепочку купил, кулон с рубином. А ты не носишь.

И этот его недовольный тон, и это зеркало, в котором Арина любовалась своим отражением, и эти слова мужа были ей знакомы…

– Бабушкин подарок, – смиренно опустила она глаза. – Мне к лицу.

  49  
×
×