Смерть лорда Эджвера

– Пуаро, – в отчаянии прервал его я, – вы говорили, что хотите нанести сегодня еще один визит?

Пуаро взглянул на часы.

– Вы правы, – сказал он. – Надо позвонить и спросить, удобно ли нам сейчас прийти.

Он вышел и через несколько минут вернулся.

– Пойдемте, – сказал он. – Все в порядке.

– Куда мы направляемся? – спросил я.

– В Чизвик, к сэру Монтегю Корнеру. Мне хочется побольше узнать о том телефонном звонке.

Глава 15

СЭР МОНТЕГЮ КОРНЕР

Было около десяти часов, когда мы подъехали к дому сэра Монтегю Корнера в Чизвике, у реки. Это был большой дом, стоящий в глубине парка. Нас впустили в холл, отделанный изумительными панелями. В открытую справа дверь видна была столовая с длинным полированным столом, на котором горели свечи.

– Сюда, пожалуйста.

Дворецкий провел нас по широкой лестнице в большую комнату на втором этаже, окна которой выходили на реку.

– Мсье Эркюль Пуаро, – объявил дворецкий.

Эта была красивая, благородных пропорций комната, и неяркие лампы под глухими абажурами придавали ей что-то старомодное. В одном углу у открытого окна стоял стол для игры в бридж, и вокруг него сидели четыре человека. Когда мы вошли, один из них поднялся нам навстречу.

– Счастлив познакомиться с вами, мсье Пуаро.

Я с интересом посмотрел на сэра Монтегю Корнера. У него было характерное еврейское лицо, очень маленькие умные глаза и хорошо подобранная накладка. Он был невысокого роста – около ста семидесяти сантиметров. Держался сэр Монтегю просто.

– Позвольте представить вам мистера и миссис Уилдберн.

– Мы уже знакомы, – сказала миссис Уилдберн, одарив нас улыбкой.

– И мистера Росса.

Росс оказался молодым человеком лет двадцати двух с симпатичным лицом и светлыми волосами.

– Я помешал вашей игре. Миллион извинений, – сказал Пуаро.

– Не беспокойтесь. Мы не успели начать. Мы как раз собирались сдавать карты. Кофе, мсье Пуаро?

Пуаро отказался от кофе, но, когда был предложен коньяк, он согласился. Коньяк нам подали в старинных бокалах.

Пока мы его пили, сэр Монтегю занимал нас беседой.

Он говорил о японских гравюрах, китайских лаковых миниатюрах, персидских коврах, французских импрессионистах, о современной музыке и о теории Эйнштейна.

Окончив говорить, он благожелательно улыбнулся нам. Видно было, что он очень доволен своей лекцией. В полумраке комнаты он казался сказочным джинном, которого окружали изысканно красивые вещи.

– Прошу прощения, сэр Монтегю, – начал Пуаро, – но я не смею больше злоупотреблять вашей добротой. Мне пора объяснить, почему я решился вас потревожить.

Сэр Монтегю помахал рукой, напоминавшей птичью лапку.

– Не стоит торопиться. Время бесконечно.

– Я всегда думаю об этом, бывая в вашем доме, – вздохнула миссис Уилдберн. – Здесь так прекрасно!

– Я бы за миллион фунтов не согласился жить в Лондоне, – сказал сэр Монтегю. – Тут нас окружает почти забытая атмосфера старины и покоя, которой всем так не хватает сегодня.

Мне вдруг пришло в голову, что, если кто-нибудь действительно предложит сэру Монтегю миллион фунтов, атмосфера старины и покоя может потерять для него свою привлекательность, но дальше свою еретическую мысль я развить не посмел.

– В конце концов, что такое деньги? – с тихим презрением спросила миссис Уилдберн.

– Да... – сказал мистер Уилдберн и, опустив руку в карман брюк, рассеянно забренчал монетами.

– Арчи! – с упреком сказала миссис Уилдберн.

– Пардон, – сказал мистер Уилдберн, и бренчание прекратилось.

– Боюсь, что в такой атмосфере непростительно говорить о преступлении, – извиняющимся голосом сказал Пуаро.

– Отчего же, – милостиво помахал ему сэр Монтегю, – преступление может быть художественно безупречным. Сыщик может быть художником. Я, разумеется, не имею в виду полицию. Сегодня ко мне приходил полицейский инспектор. Странный человек. Например, он никогда прежде не слыхал о Бенвенуто Челлини.

– Он, наверное, приходил из-за Сильвии Уилкинсон? – с нескрываемым любопытством спросила миссис Уилдберн.

– Мисс Уилкинсон очень повезло, что она находилась в вашем доме прошлым вечером, – заметил Пуаро.

– Кажется, да, – отозвался сэр Монтегю. – Я пригласил ее, поскольку знал, что она хороша собой и талантлива, и в надежде, что смогу помочь ей советом. Она собирается возглавить собственное дело. Но, похоже, я помог ей в чем-то совершенно ином.