«Как он, должно быть, из-за нее страдал! — думала сердобольная Варенька. — Нет, наверное, жена все-таки чересчур была с ним жестока. А то, что с виду баронесса такой не кажется… Вот, к примеру, Китти Барятинская тоже в институте слыла паинькой, а на самом деле… На самом деле ужасно гадкой девушкой оказалась».
Графиня Толстая поглядела на Амалию, которая шла к столу в сопровождении своего кузена, перевела взгляд на мрачное лицо барона и глупышку-невесту рядом с ним и ласково улыбнулась Никите Преображенскому.
— Кажется, никто из них не догадается уйти, — сказала она. — Интересный вечер нам предстоит! По правде говоря, я обожаю скандалы, особенно семейные.
— Элен, умоляю тебя, — довольно кисло пробормотал молодой композитор.
— Разумеется, когда они происходят в чужих семьях, — продолжала графиня, безмятежно улыбаясь. — Скандалы в собственной семье всегда скучны, грубы и несносны…
Неподалеку от них Анна Владимировна успокаивала знаменитого хироманта, который во что бы то ни стало хотел знать, что происходит и почему тот officier[12] так разволновался при появлении дамы в изумрудном платье.
— Нет-нет, месье! — лепетала хозяйка дома. — Уверяю вас, вы ошиблись!
Беренделли шутливо погрозил ей пальцем и важно заявил:
— У судьбы от меня нет секретов. Я все равно прочту все по их ладоням, понимаете?
На самом деле, конечно, ему не требовалось даже смотреть на ладони, чтобы понять смысл происходящего. Он был почти уверен, что красавица с бархоткой на шее предпочтет покинуть дом Верховских под благовидным предлогом, но: но она уже садилась за стол между своим спутником — судя по сходству лиц, близким родственником — и сыном хозяев. Беренделли нравились храбрые женщины, и он посмотрел на Амалию с невольным уважением.
«И какого черта он на нее пялится?» — подумал, бросив взгляд на итальянца, бледный от бешенства барон Корф.
Билли же с задумчивым видом смотрел на вилки и ножи возле своего прибора. С другой стороны от Амалии Митенька Верховский на правах почти хозяина решил, что настала пора развлечь гостью разговором.
— Вы давно изволили прибыть в Петербург? — спросил он.
— Совсем недавно, — ответила баронесса.
— Кажется, вы остановились в гостинице?
Но тут в их беседу самым неучтивым образом вмешался барон Корф.
— Какая еще гостиница? — зло обронил он. — А что такое случилось с вашим особняком на Английской набережной?
— Я распорядилась переделать в нем второй этаж, — очень спокойно ответила Амалия. Но в ее глазах полыхнули уже не искры, а такие языки пламени, что даже Билли, которого они ни в коей мере не касались, малость поежился.
Иван Андреевич метнул на говорившую быстрый взгляд. На Английской набережной? Стало быть, странная молодая женщина принадлежит к высшей знати, иначе бы ей просто не удалось там поселиться.
— А как поживает ваш почтенный дядюшка? — осведомился у бывшей жены барон Корф. — Надеюсь, он в добром здравии?
— О, в прекрасном, — небрежно отвечала баронесса.
— И по-прежнему проигрывает в карты тысячи рублей? — В голосе барона сквозила неприкрытая ирония.
— Десятки тысяч, — вздохнула молодая женщина. — Еще каких-нибудь лет тридцать, и он окончательно меня разорит. — Судя по ее тону, в смысле иронии она могла дать своему бывшему мужу сто очков вперед.
Митя сделал героическое усилие вклиниться в словесную перепалку супругов.
— Вам нравится Петербург? — спросил он у Амалии.
— Вполне, — честно ответила она.
— А я собираюсь скоро поступать в университет, — отважно солгал Митенька, сам удивившись, как ему удалось не покраснеть.
— О, — протянула Амалия. — И кем же вы собираетесь быть?
— Юристом, — объявил Митенька, застенчиво глядя на нее. — Скорее всего, адвокатом, хотя я еще не уверен.
— Будете защищать преступников? — Амалия послала Билли ласковый взгляд. — Боюсь, это мне не интересно.
— Почему? — пролепетал Митенька, совершенно сбитый с толку таким неожиданным поворотом.
— Потому что куда интереснее их ловить, — отозвалась его загадочная соседка.
Но тут Павел Петрович решил, что пора произнести первый тост, и поднялся с места. Глаза всех присутствующих обратились на него.
Глава 6
Муж и жена
— И мы счастливы приветствовать под нашим кровом знаменитого маэстро Беренделли, который среди своих, вне всякого сомнения, примечательных трудов, которые служат человечеству, выкроил минутку для того, чтобы… чтобы… — Оратор запутался в сложном предложении, как рыба в сетях, затрепыхался, глотнул воздуху и коротко завершил маловразумительную речь: — Словом, да здравствует маэстро!