Ветреное сердце Femme Fatale

Казимир насупился. Слов нет, ему было приятно, что племянницу Амели просто так вокруг пальца не обведешь, и все же чисто по-мужски было жаль неведомого ему Пенковского, которого жена наверняка не пощадила. «Как хорошо, что я не женат!» – в который раз с облегчением помыслил Казимир.

В тот день Амалии пришлось принять еще множество визитеров, которые наперебой спешили уверить ее в своей преданности и выразить свое восхищение по поводу того, как ловко она все распутала. И хотя Амалия вначале и говорила, что ничего еще не раскрыто, что дело только начинается, никто не желал ее слушать. По всеобщему мнению, убил несчастную Натали именно Егор Галактионович, и именно он и похоронил тело в болоте, предварительно для чего-то отрезав от него голову. Не исключено, что безумный старик стоял также и за убийством неизвестного, которого выловили возле мельницы.

И даже Степан Александрович, который вечером заехал в Синюю долину, придерживался данной точки зрения. Севастьянов выглядел неважно, щеки его ввалились, под глазами лежали черные круги, но все же было заметно, что благодаря богатырской конституции здоровье его скоро пойдет на поправку.

– Я так и думал, – твердил он, глядя в огонь, пылающий в камине, – что только безумец мог причинить ей зло… Конечно, убийца он. Но теперь он уже ни в чем не сознается…

– Если он убил Натали, то зачем же тогда писал вам письма, обличая вас? – спросила Амалия. – Ведь он был уверен, что уличает вас в смертном грехе, насколько я представляю себе ход его мысли. К чему тогда было вас донимать?

Севастьянов мрачно посмотрел на нее.

– К чему? Да ведь он безумец, Амалия Константиновна. Посудите сами: взять голову от тела, хранить ее на огороде… – Он брезгливо передернул своими могучими плечами. – Его больное воображение не могло принять того, что он совершил, и он стал искать другого виновного. Чего ж вам боле?

– Не знаю, – после паузы ответила Амалия. – Но я все же не уверена, что убийца он.

Степан Александрович вздохнул.

– Я должен вас поблагодарить… Вы приняли в моих делах такое участие… и вы ведь нашли ее, хоть и… хоть и… да. – Он не смог складно закончить фразу и выразить то, что его мучило. – И я вам обязан… – Севастьянов замялся. – Помните, вы спрашивали, не могла ли Натали написать кому-нибудь? Так вот, я кое-что вспомнил. Она действительно писала письма одному человеку…

– Какому человеку? – мгновенно заинтересовалась Амалия, обратившись в слух.

Севастьянов покачал головой.

– Я не знаю. Натали говорила, что это ее родственница. По-моему, она называла ее сестрица, хотя, мне кажется, родных сестер у нее не было… Может быть, то была двоюродная сестра?

– Имя, имя, Степан Александрович! – в нетерпении вскричала Амалия. – Мне нужно имя!

– Я просмотрел ее вещи, – с той же невыносимой медлительностью продолжал Севастьянов. – И нашел несколько писем, которые она получила. По-моему, они как раз от… от родственницы… Впрочем, наверное, вы сумеете разобраться во всем лучше меня…

Он достал из кармана связку писем и протянул их Амалии.

– Вот… Больше она никому не писала. Я знаю, к ней приходили еще какие-то другие письма, но она то рвала их, то не отвечала. Это важно?

– Пожалуй, нет, – ответила Амалия, подумавшая, что другие письма, скорее всего, были от несчастного растратчика и Домбровского, писавшего по просьбе друга. – Я могу оставить их себе? – спросила она, показывая на пачку.

– Да, разумеется, – кивнул Севастьянов. – Для того я и принес их вам. – Он поднялся с места. – Простите, мне надо идти, готовиться к похоронам жены… Но я всегда в вашем распоряжении, сударыня. Если вам что-то понадобится, скажите только слово, и я…

– Разумеется, я немедленно обращусь к вам, – сказала Амалия.

Они распрощались, и Степан Александрович ушел.

3

«…и очаровательный офицер с длинными ресницами. А потом мы пили лимонад с коньяком… Ты любишь лимонад с коньяком? По-моему, ужасная гадость, но некоторые мужчины считают иначе. Лично я предпочитаю просто лимонад…»

Амалия подавила в себе сильнейшее искушение немедленно, сию же секунду швырнуть, не глядя, всю пачку в огонь – таким вздором, такими пустяками были заполнены эти письма. Балы, гулянья, тут милый Огюст, там милый Франц… Мужчины, мужчины, мужчины – в больших количествах, на каждой странице. Упоминания о счетах от портних, об украшениях, о дорогих подарках, каретах, зависть, колкие замечания о более удачливых и обеспеченных содержанках… И снова мужчины, глухие намеки на аборты, на женские болезни, но как бы между прочим: издержки ремесла, что уж там говорить…